Моя прабабушка была горой. Мария Еремина

помещиков Звегинцовых? – спросила Любовь.

      – Да, – сказала Настя.

      – Два года назад умерла моя бабка. И перед смертью рассказала, что её мать, моя прабабка – дочь Звегинцова и той самой экономки, которую казнили красные.

      – И как это связано с похищениями?

      – Напрямую. Я долго думала о том, сколько денег я могла бы иметь, будь мир устроен хоть немного справедливее, – с чувством ответила Терентьева. – Об этой убогой совдеповской конуре, построенной на месте дома моих предков. О профсоюзных чинушах и прочих приблатнённых, которые за десять дней отдыха там тратили по три месячных пенсии моей матери. Я понимала, что я не могу восстановить свои права на это место, но могу им отомстить. Надеялась, что эту халупу закроют.

      – Поэтому вы и выбрали образ привидения? – спросила Снеговая. – Это всё не только чтобы напугать – а в память о ваших предках?

      – Да, конечно.

      – А почему вы выбрали именно этих жертв? – спросила Ксения Михайловна.

      Любовь взглянула на неё с лёгкой, печальной улыбкой:

      – Я не выбирала. Это были случайные люди.

      ***

      Они снова ехали в аэроэкспрессе – только теперь не из Москвы в аэропорт, а из аэропорта в Москву. Их расследование в Воронежской области было закончено.

      – Ты вся прям светишься, такая довольная, – раздражённо сказала Максимова. – Чему ты так рада?

      – Как чему? – удивилась Снеговая. – Мы нашли всех похищенных живыми и здоровыми, задержали преступницу и собрали убедительные доказательства её вины.

      – Ага, и теперь девчонка на много лет отправится топтать зону с зечками, – продолжила Ксения Михайловна.

      – Она это заслужила за свои преступления, – уверенно ответила Настя.

      – Ты ещё молодая, совсем не умеешь конченых людей от нормальных отличать.

      – Это не с возрастом связано. Я считаю, что закон для всех должен быть один.