Тошнотворно запахло жареным мясом, и Альфонсо снова почувствовал приступ рвоты, одновременно с этим он стал задыхаться . Он дышал – часто –часто, глотая жаркий, затхлый воздух пыточной, словно это могло спасти от боли, только воздуха все равно не хватало.
–Ну что проходимец, ты признаешь себя виновным?
–Изыди, Сарамоново исчадье.... А-а-а…
Палач спокойно достал из очага сверкающую красивыми искрами железку, посмотрел на переливающимся малиновым цветом пруток (совсем, недолго, но очень поэтичным взглядом), сквозь две неровных дырки в островерхом колпаке, и прижал его к пяткам Альфонсо.
– Признавайся, падла!!
Может быть Альфонсо и признался бы, только он уже не слышал голоса Первосвященника, блуждая где то между кошмарными видениями, которые кусались и плевались огнем, пока все вокруг красиво и болезненно горело. Он гулял по горящему полю, точнее – бежал по нему сожженными до мяса ногами, за ним бежал злой и пылающий король, похожий на Сарамона, и материл все время, пока катарсис прохлады не выдернул его из лап придуманного чудовища и вернул в лапы настоящего. Не тем богам поклоняются глупые люди – ведро холодной воды – вот истинный спаситель. Последние капли его стекали на пол, унося с собой блаженство, обнажая мучительной жар.
– Ну как тебе, еретик, божий суд? – хищно оскалился Бурлидо, прикрыв масляные глазки, хотя садистический огонёк было видно, кажется, даже сквозь веки.
– А ты бог что ли, что бы судить? – отчётливо и ясно сказал Альфонсо. Вообще то он особо не понимал, что говорит: слова в его голове с трудом пробивались сквозь пульсирующие спазмы огня, ломаясь на куски не рожденными, – Ведро с водой – вот бог....
– Давай, прижигай железом, только смотри, не убей ненароком – сказал Бурлидо, палачу.
– Признайся, что ты чертов ходок, паскуда, – сказал Бурлидо Альфонсо, – и все тут же закончится.
И снова красное железо прикоснулось к белому животу, оставив на память чёрный, вздувшийся гноем поцелуй.
–Ну!!!
– Пламя, Кариизий придет, он уже у порога… Сарамон здесь…
– Ваше высокопреосвященство, это бессмысленно, он свихнулся, он не подпишет признательную.
Это вякнул один из священников.
– Нужно выбить из него признание, пока не очнулся король – сказал Бурлидо. – Крепко держится, гад видимо, огонь на него не действует. Ломайте кости.
– Ваше высокопреосвященство, – в камеру вбежал кто то, кто не привык бегать, и теперь тяжело дышал от нагрузки, зато умел пресмыкаться, одной даже интонацией голоса, и теперь делал это мастерски. – Его величество очнулся.
– Черт, – выругался епископ, – не успели. Если бы он признался в ереси, его бы точно отправили на костер. А теперь…
–А теперь он все расскажет королю, и его величество будет в ярости, раз мы судили спасителя королевской семьи без его ведома.
– Не