Возможно. Лена Гурова

оргазма. Но это был не конец. Егор поднял свою девочку, переложил на кровать, освободил, наконец, её грудь, обнажив чувственное творение бога, подружившегося на момент создания с бесом, и стал целовать то одну, упругую, сладкую, то другую. Девочка под ним изогнулась, как струночка, уперевшись сильными ножками в спинку кровати, и стонала от удовольствия и предвкушения. Как он мечтал об этом… Всё мужское естество вопило от восторга, мучившее его желание хотя бы прикоснуться к этим тугим, бархатным сосочкам с того самого дня на даче, наконец, исполнилось. Нет ничего вкуснее, ничего желаннее настиной груди, такой манящей, девичьей… Стоп! Девичьей!

      "Если ты, Егор, причинишь моей дочери хоть малейшую боль, я объявлю тебя своим врагом. Крепко подумай, я не шучу". Слова Ивана Михайловича, которому доложили об их встречах, прогремели у него в мозгу, как набат. Как он мог? Ещё утром строго-настрого запретил себе даже мечтать о Насте, ведь в словах её отца одна правда – он не сделает счастливой эту девочку, такую молоденькую, такую хорошенькую, его любимую Настеньку. Какие уж тут проценты…

      Егор аккуратно сполз с кровати, быстро напялил джинсы, прикрывая своё вспученное мужское достоинство. Майка, свитер, а теперь повернуться. Как? Как повернуться? Что сказать? Настя сидела на кровати совершенно голая, грудь торчком, тонюсенькая талия, чуть обозначившиеся рельефчики живота, рук, ног. Афродите делать нечего. И глаза!? Почему он не умер ещё там, на этой долбаной даче? Почему ещё живёт?

      – Я сделала что-то не так? Обидела тебя? Я как чувствовала, так и…

      – Нет, Настя, нет! Это я сделал всё не так. – Он перебил её. – Прости меня, прокляни, сотри из своей памяти. Ты – самая лучшая девушка на Земле, тебе нужен самый лучший парень. Но это не я. Мне…

      – Позволь, я сама решу, кто мне нужен. Да я уже давно знаю. Почему ты со мной так, Егор? Почему? Если не любишь, то какого чёрта это всё? Топтать-то зачем?