Поэтому она без слов грубо схватила юного Джовано за плечо, потянула на себя и взялась за одежду на отроке…
… Скоро на полу уже лежали красивая лента цвета морской волны из волос Джовано, рубашка это же красивого цвета с кружевами тоже уже лежала на полу, а кружева были изрядно порваны.
Джовано знобило от ужаса, к такому он ещё не был готов, но потом он собрался с духом и подумал: «Так, а почему я терплю это? Если у меня не хватает физической силы защитить себя, нужно попробовать словами поставить её на место. Просто соберусь с духом и уверенно скажу, что не буду это делать, если не отстанет, буду звать на помощь. Может решительность, и строгость голоса урезонят Гертруду?».
– Гертруда, – постарался как можно увереннее и строже сказать миловидный отрок, – отстань! Отстань сейчас же! Я же сказал «нет», значит «нет»! Если не прекратишь, я буду кричать и звать на помощь, чтобы все слуги сбежались, а потом всё расскажем о тебе Гоцци! Не надо!!! Не хочу, не надо!!!
Гертруда же на это больно вцепилась в плечи Джовано и грубо прошипела:
– Так, Джованни, не смей сейчас мне даже пискнуть! Учти, что если откажешь мне или на свою беду сейчас закричишь, и кто-то из слуг прибежит, или проболтаешься о случившемся Гоцци, да я же так всё подстрою, такого Гоцци насочиняю про тебя, столько подстав тебе устрою, что Гоцци выгонит тебя отсюда на улицу. Если сам не сбежишь, потому что я тебе житья не дам! Так что не хочешь голодать в подворотне, делай, как я сказала и не смей рассказать кому-нибудь!
У Джовано внутри всё похолодело от ужаса, всё тело лихорадило с большой силой, он смирился, и подрагивающими руками стал раздеваться дальше с мыслью: «Ужас! Ну, ничего, лучше сдержать испуг и согласиться на любовь с этой ненавистной Гертрудой, у которой пудры на причёске больше чем ума в голове, но остаться дальше в доме аббата Гоцци, чем нажить себе проблем. Если она выполнит свои угрозы, я ведь на улице пропаду просто от голода, а здесь поживу до семнадцати лет, потерплю, чтобы образование получить, да и всё…».
…Собственно через полчаса уже всё кончилось. Гертруда, очень даже довольная полученным удовольствием, встала, кокетливо прикрывшись одеялом, и стала приводить себя в должный вид: расчесала разлохмаченные волосы, одела сначала все нижние пышные юбки и корсет, а потом само шикарное платье и украшения, затем стрельнула в адрес Джовано своими лисьими глазками и промолвила:
– Что ж, было очень приятно, я жду, что когда Гоцци уедет надолго в следующий раз, мы повторим нашу романтичную встречу…
…Джовано же лежал в своей кровати в любимой ночной рубашке цвета морской волны с кружевами и синими ленточками, изображая, будто бы ничего не случилось, но самочувствие мальчика-отрока оставляло желать лучшего. Он весь закутался в тёплое одеяло, так его знобило от переживаний, от температуры слегка покрасневший, с закрытыми глазами он лежал, задёрнув сиреневый балдахин с мыслью: «У-у, ненавижу Гертруду, тоже мне, выискалась липовая «самка богомола»! Ничего, я это