– Антонин Рэймонт, – прочитала Лара.
– Я! – поднял руку парень, сидевший рядом с Миреком, и обаятельно улыбнулся.
– Ты давно учишь русский?
– Три годы. На гимназиу.
Ох, как отвратительно он говорил… Из всех, кого Лара уже успела услышать, этот был хуже всех. Что он делал эти «три годы» на занятиях, спрашивается?! И как с таким уровнем он будет осваивать деловую переписку, которая явно не для начинающих?
– Мирослав Свобода, – уже когда Лара дочитывала фамилию, в мозгу вдруг схлопнулись имена «Мирек» и «Мирослав», и она уже знала, кто сейчас поднимет руку.
– To jsem já (Это я).
Твою мать, как же бесила эта ленивая интонация! И невысказанный вызов, прячущийся в прищуренных глазах.
– Говори на русском, – отчеканила Лара, понимая, что начинает злиться. – И сними головной убор, неприлично так сидеть.
– Já vám fakt nerozumím (Я вас реально не понимаю), – покачал головой Мирек, и она увидела дьявольские искры, пляшущие в его прозрачных зеленых глазах. Как морская вода. Красивые глаза ведь. Жалко, что такому мудаку достались.
Кто-то из студенток тут же перевел ему на чешский слова Лары, и аудитория возбужденно затаилась, ожидая продолжения представления.
Мирослав неожиданно встал. Двигался он лениво и в то же время грациозно – как хищный зверь. Уставившись на Лару, он с усмешкой стянул с себя бейсболку и швырнул её на парту.
– Mám si sundat ještě něco? (Я должен снять еще что-то)? – невинно осведомился он и картинно потянул с себя футболку. Мелькнул смуглый плоский живот, девчонки восторженно ахнули, а у Лары от ярости все перед глазами заволокло красной пеленой. Ах ты гаденыш! Будь она дома, она бы выгнала наглеца из аудитории и пошла бы в деканат – разбираться с неподобающим поведением. А что делают тут? И надо ли начинать свой первый день со скандала, пусть и не по её вине?
– Я вижу, что Мирослав очень плохо понимает по-русски, – сжав зубы, процедила Лара. – Объясните ему кто-нибудь, что я просила снять только кепку. Здесь университет, а не стриптиз-бар.
Студенты хохотнули, отдавая должное самообладанию преподавательницы, и рабочая атмосфера мало-помалу восстановилась. Когда время занятия завершилось, Лара сдержанно попрощалась, а Мирек ухмыльнулся и пожелал ей хорошего дня. На чешском. И глянул так, что у нее мороз по коже пошел.
Как только последний студент покинул аудиторию, Лара упала на стул и уткнулась лицом в руки. К глазам подступили слезы. Ну за что ей это?! У неё никогда не было таких серьезных проблем со студентами, и надо же так, чтобы в чужой стране, в первый день, на первом же уроке ей попался вот такой придурок, который считает, что если видел её трусы, то может вести себя как ему вздумается. Жаловаться не хочется, но и как самой эту ситуацию решать – непонятно.
– Простить, пани магистро, – в дверях снова