родителей, которые однажды застали дочь с подбитым глазом. Сама Мариам готова была терпеть что угодно, настолько она себя в тот момент не любила. А вот для ее родителей стало настоящим шоком то, что мальчик, которому они верили, на которого они возложили столько надежд, на практике оказался склонным к рукоприкладству подонком. А ведь на самом деле синяки – далеко не самое страшное, через что Мариам пришлось пройти в этом браке. Гораздо хуже было то, что Рафик сделал с ее самооценкой. Точнее, с теми крохами, что от той оставались к её двадцати годам. К счастью, о главной трагедии дочери родители Мариам не догадывались. И она каждый раз благодарила за это бога в своих молитвах. Правда бы их убила.

      – Так, дети, наелись? Идите куда-нибудь погуляйте. А то вдруг и впрямь микробы, – взяла в свои руки ситуацию Юль Санна.

      – А тебе микробы не страшны? – усмехнулась Кира, понимая, что от них просто хотят избавиться. Левон же молчал, глядя на подружку влюбленными щенячье-преданными глазами. И в нем Мариам будто видела себя, пятнадцатилетней давности. Заново проживая всю ту боль, и все свои страхи, и болезненную неуверенность в себе.

      – Зараза к заразе не липнет. Давайте, выметайтесь!

      – Ну-ну, – хитро протянула Кира, все же послушно выбираясь из-за большого овального стола.

      – Давай, не томи уже… – скомандовала Юль Санна, когда их дети ушли, плотно прикрыв за собой двери.

      – Обещай, что никому не расскажешь, – пробормотала Мариам, как в детстве.

      – Клянусь! Ну?!

      – Это был Кравец.

      – Чего?!

      – Это был Кравец. Женя. Ну, что ты на меня смотришь? Знаешь ведь, что он вернулся.

      – Ну, да.

      – Кстати, он меня не узнал, представляешь? – улыбнулась Мариам.

      – Да это и немудрено, но…. Черт! Вот это совпадения! Скажи еще, что это – не судьба. И как Женька? Наверное, ошалел?!

      Мариам сглотнула, вспоминая действительно ошалевший взгляд Кравца в момент, когда она принялась его облизывать… Сначала скулы и шею, после соски и дуги ребер, ну и, наконец, крупный изумительно возбуждённый член.

      – А я не стала развеивать его заблуждения, знаешь ли.

      – Как это?

      – А вот так. Я подыграла ему, притворившись, будто тоже в первый раз его вижу.

      – Но зачем? Какой в этом смысл? Ты спятила?!

      – Да почему спятила?

      – Потому что он один черт узнает правду! И что тогда?

      У Мариам не было ответа на этот вопрос. Зато в голове никак не затыкался Гурген: «Что-что, он решит, будто его поимели. И будет прав».

      – Если ты не побежишь рассказывать, он ничего не узнает.

      – Ты не сможешь хранить эту тайну вечно.

      – А вечность нам не понадобится, – Мариам отставила от себя чашку и отвернулась к окну. – Я не собираюсь с ним больше встречаться.

      – То есть как это?! А наш банкет?

      – Обойдетесь без меня.

      – Я не понимаю. Ты… что? Ты к нему не остыла, а? – голос