До сегодняшнего дня.
Я не мог стащить эту вещь, не пробравшись в помещение, где она хранилась. И на сей раз способа попасть внутрь не было. Ничего.
– Ничего пока, – бубнил я. – Всегда есть способ… Должен быть…
Я изо всех сил старался поверить, что такой способ есть. И я найду его. Должен найти. И наградой мне будет не только невероятно жирный куш. Дело во мне самом. Если я не сумею этого сделать, то перестану быть собой. Потому что дело совершенно, на хрен, невыполнимое, а значит, я должен его провернуть, что бы Они ни говорили.
Кто такие Они? Те, кто говорил мне, что я не смогу сделать что бы то ни было. Они всю жизнь твердили мне это, с самого детства. Я рос, и вещи, которые Они считали для меня невыполнимыми, все усложнялись, а я продолжал их делать. Всегда у меня на пути вставал какой-нибудь богатенький толстозадый придурок, который говорил, чтобы я отступился и проваливал в свой Лузервиль с другими босяками. Это не имело значения. Я находил путь. Я справлялся. Всегда, с того времени, когда я по своей молодости и глупости позволял этим жирным мордам втягивать меня в опасные безумные трюки, на которые я, по их словам, не был способен. Всегда, с самого первого раза, я находил путь и возвращался, чтобы стереть глупую ухмылку с их жирных морд.
Но на этот раз…
Я с раздражением выдохнул и закрыл глаза. Ничего не приходило на ум. Никаких мыслей о чудесном ключике, открывающем двери Эберхардта. Я видел лишь смертельные препятствия, несокрушимые стены и себя, стоящего снаружи, не знающего, как войти. Меня это здорово бесило. Моя кожа сморщилась, я чувствовал себя ничтожным, глупым и грязным, как будто меня запихнули в ящик и закрыли его, и мне не хватает воздуха, я не могу пошевелиться, и мне ничего не остается, как свернуться калачиком и ждать, когда меня покинет жизнь. Я был маленьким оборванным мальчуганом, загнанным в ловушку, окруженным большими, чистыми, хорошо одетыми мальчишками, которые ухмылялись, толкали меня, говоря, что я даже хуже грязи на их ботинках и всегда буду ничтожеством.
Давай, оборванец, вали отсюда, возвращайся в свой трейлер.
Это по-прежнему доставало меня, словно только что случилось. Я опустил голову. Я ощутил горечь во рту, и в животе у меня забурлило, поскольку получалось, что они правы и я ни на что не способен, словно я опять оказался в самом начале. Просто мальчуган без ключика…
– Вот так-то, сынок, – сказал мой отец. Мы сидели на траве во дворе. Нас обвевал легкий ветерок, остужая потные после игры в догонялки лица. – Люди – бараны.
Я взглянул на него. Я вроде как понимал, о чем он говорит, но…
– Все, папа?
Он улыбнулся:
– Ну-у-у…