Кобрисов сделал паузу, чтоб вынудить Ватутина самому произнести:
– Хочешь взять плацдарм?
– Просил бы вашего разрешения. – Кобрисов почти видел, как его собеседник, озадаченный вопросом, расстегивает воротник, всегда теснивший ему короткую шею. – Николай Федорович, я же фактически бездельничаю. Зачем я против Предславля стою, как жених перед невестой? Да еще в присутствии родителей. Да еще – перед чужой.
Это, он знал, заставит Ватутина возразить, еще не закончив обдумывания.
– Как это – «перед чужой»? Невеста у нас – общая.
– А так бывает? – спросил Кобрисов улыбчивым голосом, но Ватутин шутку не подхватил.
– Ты не бездействуешь, Фотий Иваныч. Ты знаешь, зачем ты там стоишь. Если фон Штайнер затеет обратно Днепр пересечь да зайдет с востока на Сибеж…
– Не пересечет он. Такие фортеля Гудериан проделывал в сорок первом, а нынче бы и он не решился. Силы не те. Ведь он, фон Штайнер то есть, считайте, половину своих войск перед Сибежем держит.
Это был подготовленный реверанс Ватутину – что излюбленный им Сибежский плацдарм столько на себя отвлекает. На самом же деле фон Штайнер бросил туда одну дивизию – правда, не обычную полевую, а дивизию СС «Райх», численностью в сорок тысяч и усиленную шестью сотнями танков, которую можно было считать маленькой армией, – и все же только она одна противостояла трем армиям советским. Но Ватутин не стал возражать, что не половину, а самое большее треть сил фон Штайнера связал Сибеж. Кобрисов ему загородил все возражения стеною лести, оставив в ней одну открытую дверцу – Мырятин.
– Что ж, Фотий Иваныч, оно не худо этот Мырятин иметь. Как дополнительный плацдарм, с угрозой Пред-славлю. Отнюдь не помешает. Но там же пустыня, берег лысый. Ты это учел? Ты же там как слеза на реснице Аллаха, стряхнуть тебя с кручи – плевое дело.
– А вдруг не стряхнут? Вот вы же не ожидали, что я этот плацдарм попрошу. Тем более, может, и фон Штайнер не ожидает?
– Льстишь, – сказал Ватутин насмешливо. Но против еще одного реверанса тоже не возразил. – Ну что ж, дерзай… А почему против Мырятина? Какой ни есть городишко, а подступы укреплены. Почему не севернее? Не южнее?
– А чтобы он думал, что я у него этот Мырятин хочу оттяпать.
Кобрисов держал в голове: «Чтобы вы все думали…»
– Резонно, – сказал Ватутин. – А ты его брать не намерен?
Кобрисов отвечал уклончиво:
– Я б не отказался. Да кто ж мне его задаром отдаст? – И, выдержав паузу, добавил: – Николай Федорович, я не брал городов, которые потом отдавать приходилось.
– Я это помню, – сказал Ватутин. – И ценю.
«Если бы так!» – подумал Кобрисов. Потому что больше ценили Терещенко, который всегда «замахивался по-крупному», как говорилось всем в назидание, который поспешил взять Харьков, чтобы вскоре же его отдать – не возвратив, разумеется, награды, полученной за взятие. Кобрисову же доставалось брать Обоянь