– Ты поймешь, – сказала Тьма. – Они опасны по-своему. Они не уступают тебе.
Илья попытался зажмуриться – но не было ни век, ни глаз. Темнота несла его по кругу, заставляя заглянуть в каждое лицо.
– Заказ, – шепнула Тьма, и в бесплотном голосе дрогнула ирония. – Пора платить по счетам.
Он не мог ответить, не мог закричать, но в этом и не было нужды. Темнота пропитывала Илью насквозь, она знала все, что он хотел сказать.
– Ты мой. Убей их.
…Илья проснулся с криком. Кошмар еще не отпустил, и лампочка бра, как в страшных снах, зажглась тускло и беспомощно.
– Я ни на кого не работаю, – прошептал он, озираясь.
Заказ выполнен. Деньги получены. Он не собирается подчиняться собственному бреду. Можно отдыхать, пока не наскучат видеокассеты, купленные на черном рынке, и папка со старыми фотографиями. Пока ему не предложат обслужить еще кого-либо…
И Тьма, которая всегда шептала – где и как, промолчит.
И киллер, разучившийся убивать, станет просто человеком, знающим слишком много. Клиентом… кого-то другого, к кому придет Тьма.
– Сука! – закричал Илья, тонко всхлипывая. – Стерва!
Но темнота уже спряталась за гранью сна. Она не слышала – или не считала нужным отвечать слуге.
Тихонько подвывая, Карамазов схватил со стола пистолет. Замер, борясь с желанием высадить всю обойму в окно, в ночь. Он не собирается подчиняться!
…Но патроны надо экономить, шесть клиентов, и по два выстрела… и почему-то еще раз умножить на два… патроны придется докупить…
– Гадина, гадина, – садясь на пол, прошептал Илья. – Ты притворялась, тебе тоже что-то надо, вам всем от меня что-то надо…
Они все суки. Все. Только девочки хорошие. Только девочки… на фотографиях… хорошие… девочки…
Илья распластался на полу, потянулся к картонной папке. Схватил ее, всхлипывая уже тише.
Девочки… хорошие…
9
Среди шестерых, в этот день один за другим ощутивших приближающееся нечто, Кирилл Корсаков был самым растерянным – и, как ни странно, наиболее подготовленным к происходящему.
У него еще не было того предчувствия беды, что рано или поздно приходит к любому человеку. Кирилл просто не успел повзрослеть настолько, чтобы принять это странное знание – презрительно отрицаемое большинством, но бесспорное для тех, кому довелось бывать в серьезных переделках. Его не смущала нелогичность происходящего – дети не верят в логику. Он даже не понимал, что давящее ощущение может предвещать неприятность куда меньшую, чем кажется. Остаток дня Кирилл провел с напряжением бойца, пойманного на ночном поле боя прожекторным лучом и мучительно пытающегося притвориться мертвым. И этот осознанный страх прикрывал его от истерики непробиваемым щитом.
Мать не сказала ему ни слова, даже если и заметила, что в этот час занятия в школе еще должны были продолжаться. В глубине