Короткая и простая реплика Винтера, оброненная последней, вступила в резкий контраст со всем выше сказанным, произнесенным пафосно-любезным тоном. Венсу и барону, пребывавшим в состоянии легкого замешательства после такой прямо-таки медово-сахарной тирады, она показалась последней пощечиной, той ложкой дегтя, без которой, как водится, не обходится ни одна бочка меда. Надо отдать должное Квентину, он первым пришел в себя, и в очень короткий срок. Поняв, что его все-таки отпустили из-под строгого надзора, он неторопливо направился к выходу, но, будучи человеком, не могущим удержаться от сарказма по любому поводу, на самом пороге обернулся и звонким юношеским голоском воскликнул:
– Мне незачем идти к черту, ведь я только что от него ушел!
Как в этот момент Джулиану хотелось броситься на малолетнего нахала и придушить его! Но он постоянно помнил о данном обещании синьору Джустино Гарлинда не брать на душу греха детоубийства.
Даже если у этого ребеночка совсем не детские мозги…
* * *
А "ребеночек" тем временем выбрался из тесных комнат баронского замка на заснеженную улицу. В первое мгновение снег ослеплял. Белый, чистый, новый, он казался осколками бриллиантов под ногами – такими же сверкающими, такими же бесценными. Квентин сделал пару неуверенных шагов по свежему насту, чувствуя себя богом: первый снег придавал походке необыкновенную легкость, воздуху – свежесть, а земля под ногами казалась облаками, плывущими по небу. Квентин улыбнулся, затем рассмеялся и, зачерпнув с земли горстку снега, бросил ее себе в лицо. Приятный холод коснулся его бледных щек и лба, глаза счастливо засияли, смех зазвенел серебристым звонким колокольчиком…
Какие бы ни были у Венса мозги, ему все-таки было двенадцать лет…
Мальчишка играл со снегом, как с лучшим другом: кувыркался, возился, кидал снежки в стены замка. Снежинки ложились на его узенькие, совсем девичьи плечи и на растрепавшиеся соломенные волосы, и каждое их прикосновение казалось ему приятнее материнской ласки и нежнее шелковых одежд. Может быть потому, что родная мать никогда не ласкала его, а рука не касалась настоящего шелка. Сызмальства он привык к тому, что его мать – вьюга, непогода; шум дождя успокаивал и усыплял его, одаривая необходимой заботой, пониманием и поддержкой. Он и радовался и плакал вместе с ним. Только он знал все мечты и тайны Венса. Только ему он охотно и безбоязненно их доверял.
Вспоминая о родных и друзьях, Венс понял, что ему очень сильно не хватает Лики и Моне. Он любил своих товарищей. Время, проведенное вместе с ними, теперь казалось ему самым счастливым и безнадежно утерянным. Раньше их было трое. И весь снег Англии принадлежал им троим. И было так весело играть в снежки, валяться в сугробах, бегать наперегонки, кататься на льду… Но только втроем. Какой смысл в этом белом праздничном пушистом снеге, какой смысл в самой