Лес изумрудно-зелёный, синие небеса,
Алыми каплями крови ягоды на кустах.
Вязью тропинок шёл он, и не было им конца,
Но день клонился к закату, и ночь уж была близка.
Ночь незаметно и тихо чёрным накрыла плащом,
Вышитые созвездия светились на нём серебром.
В темноте полуночных странствий они озаряли путь,
К подножью высокой башни вывели отдохнуть.
Окна светились жёлтым, факелы по стенам,
Дверь под его рукою легко поддалась сама,
Лестница винтовая круто взбиралась вверх.
В башне этой высокой было полно чудес.
В круглом огромном зале богато накрытый стол,
Комната с зеркалами – в каждом свой мир расцвёл,
Зал с десятью дверями – любую открой и иди,
Книги на сотне полок, чёрные сундуки,
Золота сколько хочешь и драгоценных камней,
Один зал увешан картинами от окон и до дверей,
Кисти, холсты и краски – сам выбирай цвета.
Он забирался всё выше и думал, что нет конца.
Только под самой крышей ждал немалый сюрприз юнца.
Верхняя зала башни, открытая всем ветрам,
Четыре сквозных пролёта по четырем сторонам,
Острый шпиль крыши сверху вершину башни венчал,
Чёрный, как ночь, дракон, укрывшись крылом, там спал.
От шороха он проснулся и поднялся во весь рост,
Огромный и страшный монстр,
мальчишка не верил всерьёз.
Большие чёрные лапы, гребень, огромный хвост,
В пасти клыки – каждый с сажень,
глаза как осколки звёзд.
Драконов никто не любит, нигде для них места нет,
Он жил здесь всегда одиноко добрую сотню лет.
Парнишка не испугался, руку к нему протянул,
И древний, ужасный монстр мордою к ней прильнул.
Драконы почти что собаки, только, пожалуй, крупней,
Ну а ещё мудрее и во сто крат верней.
Мальчишка остался в башне вместе с драконом своим.
Он рисовал картины, только всегда цветным,
Дракон рассказывал сказки и верить учил в чудеса.
Мир вокруг такой, как ты хочешь, иди, полюбуйся сам!
Но никого не слушай, верным останься себе,
Никто ведь не знает лучше, как жизнь прожить тебе.
Сказку я здесь закончу. Главное, что с тех пор
В страшной и чёрной башне жил чёрный маг и его дракон.
Октябрьские сумерки
Ветер. Ветер. Ветер в синих бархатных октябрьских сумерках свистит, кружит, завывает, играет и шумит, как живое существо, как расшалившийся ребёнок. Бросает сухие опавшие листья, закручивая их вихрем, будто давая им возможность полететь снова, в последний раз. Стучит в окна, скрипит ставнями, гремит цепью сторожевого пса, бьётся в запертые ворота и калитки, как путник, просящийся на постой. Но никто не желает пустить ветер к очагу погреться, вот и стучит, и скрипит, и гремит он.
С наступлением октября, в такое время да в такой вечер, и в больших городах,