С другой стороны двери донесся детский плач.
Это Хольгер, её младшенький.
Вот уже две недели его мучила лихорадка и он кашлял кровью, а Мерта и не знала, что с этим поделать. У нее не хватало денег, чтобы отвести его к доктору, а просить помощи у сестер милосердия она не осмеливалась – они и так уже решили между собой, что Мерта не способна позаботиться о собственных детях.
«Хоть бы он остальных не разбудил», – подумала Мерта. Плач захлебнулся. Наверное, уснул.
Она скинула свои не по погоде тонкие туфли и положила плащ на стул. Повернулась к гостю. Сняла с него шляпу и пальто, и положила поверх своего плаща на стул. Затем привычными движениями расстегнула его ремень и пуговицы на брюках.
Брюки упали на пол, и остались лежать у его бледных ног.
Протянув руку, Мерта констатировала, что член у него слишком вялый.
Она тихонько хихикнула.
– Кто-то здесь приуныл.
– Прости?
– С таким настроем особенно не порезвишься.
Мерта засмеялась в голос, до хрипоты.
– У тебя слишком холодные руки, – ответил гость, отступая на шаг.
– Раньше никто не жаловался, – фыркнула она. Она стоила своих денег, пусть он знает, даже если ничего не выйдет.
Несмотря на то, что света от стеариновой свечи было немного, Мерта заметила, как изменилось выражение его лица. Глаза сузились, зрачки расширились, рот искривился в ухмылке. Он сделал шаг, схватил её за запястья и зашипел:
– Я не позволю какой-то шлюхе так со мной разговаривать.
Капельки его слюны брызнули ей прямо в лицо, и Мерта попыталась отвернуться.
– Ай, пусти!
Он отвесил ей такую пощечину, что Мерта потеряла равновесие и упала на пол.
– Ты просто маленькая грязная шлюшка. Понимаешь?
Мерта была скорее удивлена, чем напугана. Они ведь уже встречались прежде. Он из благородных, из знати, а такие не дерутся, и не пьют беспробудно, и всегда платят по счетам.
Гость наградил Мерту тычком под ребра, не особенно сильным, но содержимое её желудка немедленно фонтаном поднялось к нёбу. Рвотные массы перекрыли дыхание, и Мерта попыталась продуть нос.
Она так привыкла к побоям и от рук мужа, и от клиентов, что практически утратила чувствительность. А вот рассудок остался при ней – в этом ремесле без него никак, или долго не протянешь.
Мерта отползла к низкой дверце, что вела в её жилище, и распахнула её, а потом на четвереньках влезла в кухню.
Хольгер сидел на полу у плиты и глядел прямо на неё своими большими светлыми глазами. Из рукавов сорочки торчали тощие, отливающие синевой ручки. Взгляд Мерты зацепился за какое-то пятно у него на груди. Поначалу она решила, что это кровь, но, приглядевшись внимательнее, поняла, что малютку вырвало.
– Хольгер, –