– О чем ты?
– Ах да, ты ведь за ту историю не в курсе. Доложишь?
– Да, сейчас, – подтвердила Алла и внимательно, словно сканируя, уперлась малахитовым зеленоглазием в инспектора. – Дима, скажи: ты меня больше не любишь?
«О Боги! Только не это!» – мысленно простонал Петрухин.
Впрочем, раньше или позже, но подобного разговора все едино было не миновать. Потому как… Мужчина – он прощает и забывает. А вот женщина – в лучшем случае только прощает. А вот в части «забыть» – никогда.
– Э-э-э-э… В каком смысле?
– А разве в этом вопросе может быть какой-то иной смысл?
Застигнутый врасплох инспектор изобразил на скорбном челе попытку запуска мыслительного процесса.
– На работе ты меня избегаешь, – начала выкладывать аргументы вкупе с фактами Алла. – Совсем перестал звонить. Я уже не говорю о встречаться… Так, может, ее и не было?
– Кого?
– Любви.
Это уточнение было произнесено с такой тоской и одновременно с такой же потаенной на обратное надеждой, что Дмитрий окончательно растерялся. Не понимая – то ли начинать плакать, то ли смеяться.
– Алла… Понимаешь… Тут такое дело… Одним словом…
– Понимаю. Я была нужна тебе только для секса?
– Нет… Ну… – слабо запротестовал Петрухин. – Ну, не только…
А вот последнее инспектор ляпнул, разумеется, не подумав. Судя по тому, как ухоженные пальчики секретарши нервно зашарили по столешнице в поисках чего-нибудь «потяжелее», в направлении башки законченного циника и хама сейчас должен был проследовать некий предмет.
Однако старт, по счастью, был отложен раздавшимся из селектора недовольным голосом шефа:
– Я десять минут назад просил прислать ко мне Петрухина!
– Виктор Альбертович! Он здесь, в приемной… Только-только вошел.
– Так пусть заходит! После шуры-муры разводить станете!
Страдальчески реагируя на прозвучавшие как издевательство «шуры-муры», секретарша сбросила кнопку вызова и с нелегко давшимся металлом в голосе казенно отчеканила:
– Господин Петрухин! Пройдите к директору!
– Слушаюсь. И повинуюсь, – исторг облегченно Дмитрий и торопливо просочился в кабинет.
Аллочка поднялась со своего места, поплотнее прикрыла за ним дверь и…
…и разрыдалась в голос…
В интерьерах брюнетовского кабинета чиновник из Смольного смотрелся непривычно жалким и потерянным. По крайней мере, он совсем не походил на своего грозного телевизионного двойника, каковой в выпусках местных новостей с завидным постоянством источал грома и молнии в адрес нерадивых подчиненных. Вселяя столь нехитрым образом в доверчивые сердца пенсионеров и домохозяек обманчивое ощущение, что городское имущество в кои-то веки вверено в надежные, да что там – в железные руки.
– Я так