Зато взрослые реализовали свою энергию в полной мере. Бешеной популярностью пользовались тогда футбольные матчи, мотогонки, фигурное катание. Все гордились Габдрахманом Кадыровым. В дни соревнований по улице с двух сторон стекались толпы, море людей к стадиону. Они шли, как на маевку, радостные, с большим подъемом. С балкона видно было, как по зеленому полю бегали фигурки или в клубах пыли, круто накреняясь, летели мотоциклы. Воздух рвал пистолетный треск мотоциклов, от криков болельщиков, кажется, приподнимался в воздух сам стадион. А за стенкой громко орал сосед, бил табуреткой об пол и в конце, плача, рухнул на телевизор. Во всем этом было что-то дикое, пугающее и захватывающее.
Впрочем, припоминаю и другое… Вдоль дороги аккуратными рядами выстроились нарядные люди. Ждут, когда проедет Никита Хрущев. С утра я торчу на своем балконе. А сестра Альмира где-то внизу, у дороги.
– Я пожалуюсь Хрущеву, что ты со мной не хочешь играть, – пригрозила она мне.
Вот показался скромный кортеж, медленно проехал по улице, и из одной из черных машин махал лысый человек.
По этой же дороге каждый день проходили грузовики с зарешеченным открытым кузовом, в котором сидели бритые, одетые в одинаково серую одежду заключенные. И я пыталась разглядеть там дядю Гену. Младший сын нанай попал в тюрьму: вспыльчивость характера, безотцовщина привели его на кривую дорогу…
А жили мы на два дома потому, что родители опять завербовались, теперь на остров Сахалин. Мама работала в магазине. Он стоял весь занесенный снегом, и казалось, вокруг ничего нет, кроме этого, деревянного здания и бесконечных снегов.
Нанай еще громче и чаще проклинала все на свете, материлась по-татарски и вопрошала, когда же Аллах ее заберет. К счастью, он ее не слышал, потому что бабушка ушла из жизни в 90 лет в 1991 году.
Глава 2. «Шпильнявая какая…»
А меня перевели в четвертый класс школы №85.
Ослепительно-хрустящий снег под светом фонарей. Золотые кленовые листья на аллее по улице Кольцевой… Познание мира, людей, себя. Зачем-то судьбе было угодно, чтобы моя школьная жизнь была насыщена бурным эмоциональным опытом любви-нелюбви, непростыми взаимоотношениями со сверстниками, остроэмоциональными – с учителями. Росла душа. Мучительно осознавала свое «я». Это была ничем не сдерживаемая натура, открытая со всех сторон и потому уязвимая.
Мои любимые учителя – все они так или иначе согрели своей добротой мою одинокую озябшую душу. Самые потрясающие минуты счастья я испытывала в 85-й. Именно