– Погода установилась, ага, – отозвался Илья.
– Нам, однако, надо вот что сделать. Пока в магазине белая есть, надо, однако, взять. А то, если завтра деньги привезут, ее всю порастащат. Потом бегай.
– Водку, что ли?
– Но. Белую. А эту, красную, я не уважаю. Она для меня что есть, что нету. С нее, с холеры, утром голова не дай бог болит. – При воспоминании о похмелье Михаила передернуло. – Как чумной весь день ходишь.
– Все равно для женщин взять придется.
– Немножко возьмем и хватит. Куда ее много? Теперь женщины тоже не сильно-то ее пьют. Все больше нашу.
– Кругом равноправия требуют?
– Но.
Они хитро и понимающе улыбнулись, но заводить веселый у мужиков разговор о равноправии сейчас было не время, и они оставили его. Илья спросил:
– Сколько водки будем брать?
– Так не знаю, – пожал плечами Михаил. – Ящик, однако, надо. Меньше и делать нечего. Полдеревни придет. Позориться тоже неохота, у нас мать будто не скупая была.
– Ящик возьмем, ага.
– У тебя с собой какие-нибудь деньги есть?
– Пятьдесят рублей есть.
– Да я сейчас у Нади возьму. Хватит нам.
– У сестер брать будем?
– У Варвары и брать нечего. У Люси можно спросить, у нее, наверно, денег много. Пускай дает. Тоже родная дочь, не приемная – как ее будешь отделять? Еще обидится.
– Сейчас сразу пойдем?
– А чего тянуть? Я вот Надю найду, и пойдем. Нет, взять надо, а то ее завтра, если получку привезут, как пить дать, не будет. Я знаю, у нас тут это так. Чуть рот разинул – и все, переходи на воду. В другое время оно, конечно, и перетерпеть можно, а раз уж у нас такое дело, потом позору не оберешься. Нет, мать надо проводить как следует, на мать нам пожаловаться нельзя. – Михаил первый поднялся; не прерываясь, раскинул: – Давай так: я к своей пойду, у нас там тоже должно немножко остаться, а ты давай к сестре, а то мне, вроде как хозяину, неловко у нее спрашивать. И туда. Это мы правильно догадались. Взять надо, взять, теперь уж дожидаться нечего.
Скоро они ушли, возбужденные тем, что идут за выпивкой и возьмут ее много, столько, что одному и не унести. Магазин находился недалеко, народу в нем перед получкой никого не было, и они не задержались там; позвякивая бутылками, притащили ящик и поставили его в кладовке.
– Ну вот, – сказал Михаил. – Когда она на месте, оно спокойней. Пускай стоит, ей тут ни холеры не будет. А эту, портвейную, в любой момент можно взять, на нее сильно-то охотников нету.
В избе вдруг заголосила Нинка, и Михаил открыл дверь, хотел прикрикнуть на дочь, но увидал, что ее уже взяли в оборот все три женщины, и прислушался.
– Она сама-а, – тянула Нинка.
– Что сама? Что? – тормошила девчонку Люся.
– Это не я-a. Она сама-а…
– Да что она сама? Ты скажи. Ты говорить умеешь?
– Она сама глаза открыла и сама меня увидала…
– Ну и что?
– «Сама