– Где Татьяна купила эту музыку? – заинтересовался Слава.
– В магазине, должно быть.
– В магазинах такое не продают.
– Ну, видать, жулик какой-то Татьяну облапошил.
– Федосья Андреевна, – спросил Голубев, – подростки часто в окно к хромому музыканту заглядывают?
– Почти каждый день пялются. Музыкант сам с ними заигрывает.
– Из вашего двора мальчишки?
– Нашенские.
– А чужие здесь бывают?
Старушка задумалась:
– В понедельник… или во вторник, не могу точно вспомнить, два посторонних стригунка, лет по двенадцати, на черемуху за ягодой хотели взобраться. Я прикрикнула, чтоб сучья не обломали. Их как ветром со двора выдуло.
– Не они ли в форточку залезли?
– Кто их знает. Шустрые были мальчуганы. Один конопатый, как сорочье яйцо, у другого личико чистенькое.
– Одеты как?
– Оба в школьной форме.
– Волосы какие?
– Конопатый – светленький, другой – чернявый. Подстрижены коротко. Видать, перед началом школьного года в парикмахерской были.
– Вы в какое время обычно во дворе находитесь?
– Считай, целыми днями тут вот сижу. Только после обеда, когда Дима на часик засыпает, отсутствую… – Старушка вдруг придвинулась к Голубеву и понизила голос: – Слушай-ка, а ведь в понедельник утром появлялся в нашем дворе подозрительный мужчина. Годов ему этак… возле сорока. Роста приличного, белесый и круглолицый. Одет хорошо. Белые наутюженные штаны; рубаха, видать, заграничная – с разными картинками вдоль и поперек; на макушке расписная тюбетейка. Другими словами, если по одежке судить, человек интеллигентный. Но руки рабочие. И улыбка нехорошая, от уха до уха. А во рту, поверь моему слову, сплошь золотые зубы…
– Что этот мужчина здесь делал? – быстро спросил Голубев.
– Музыканта хотел дождаться, но тот поздним вечером домой заявился.
– Долго ждал?
– Во двор он зашел около десяти. Аккурат я с Димой из квартиры вышла. С полчаса посидел со мной на этой вот лавочке. Потом где-то по райцентру часа два мотался. Вернулся уже после обеда. Еще минут двадцать о разных пустяках со мной поговорил. Признаться, я без охоты с ним разговаривала и прямо высказала, мол, чего-то ты, гражданин, не вызываешь у меня