– Вы правы, я не могу пристрелить вас, пока вы сидите. Но я могу дать вам пощечину.
– Оставьте, Олексин, – скривившись, как от зубной боли, вздохнул Тюрберт. – Оставьте вы оперетту, давайте говорить серьезно. Я только-только вышел из боя, я не успел похоронить своих людей, а вы толкуете про страсти роковые и готовы каждую секунду схватиться за револьвер. Нельзя же так, поручик, право, нельзя, не обижайтесь. Мы оба добровольно приехали в Сербию, оба хотим воевать против турок, оба – русские офицеры, облеченные доверием и обремененные долгом перед подчиненными. Перед подчиненными! И вдруг, забыв обо всем – о чести волонтера, о долге и положении, – начнем драку, как опившиеся шампанским юнкера. Естественно, я далек от того, чтобы предложить вам забыть прошлое, но я предлагаю перемирие. Вот уж вернемся в родное отечество – и прямо-таки побежим к барьеру, если вы того желаете. Но не здесь же, Олексин, не здесь, опомнитесь!
Все это Тюрберт выложил без всякой аффектации, тоном усталым и слегка сварливым. И, как ни странно, именно эта сварливость подействовала на Гавриила успокаивающе. Он перестал метать молнии, хотя ус по-прежнему подкручивал, но уже не воинственно, а смущенно.
– Ну как, согласны, спаситель?
– По-моему, вы трус, Тюрберт, – сказал поручик спокойно.
– Трус? – Тюрберт легко вскочил с земли и пошел на Олексина, рыжий, громоздкий, как медведь. – Тут вы перегнули палку, Олексин, тут вы хватили через край…
– А говорили разумные вещи, – усмехнулся поручик. – Передохните, или вас хватит удар.
Тюрберт остановился, медленно провел ладонями по лицу, зевнул знакомым деланым зевком.
– Черт, щетина лезет. Утром поленился побриться – и пожалуйста… Хотите дуэль наоборот?
– Это что значит: кто быстрее застрелится, что ли?
– Чья смерть будет отважнее, тот и победил. Сообразили? И оставшийся в живых должен на могиле публично заявить, что трус – он, а не тот, кто лежит в земле. Публично, Олексин, слово чести!
С дороги ударил выстрел. Один-единственный и потому особо гулкий и особо тревожный. Офицеры дружно бросились сквозь кусты.
– Свалил! – торжествующе кричал Захар. – Одним патроном, ваше благородие! С ходу свалил!
Оказалось, в кустах прятался отставший от своих черкес. Когда все успокоилось, он галопом вылетел на дорогу, надеясь на резвость коня и собственную удачу. Проскакал мимо растерявшихся артиллеристов и почти достиг спасительного поворота, когда хладнокровный охотничий выстрел Захара свалил наземь коня.
– Я тут без вас распорядился, – докладывал Совримович, пока артиллеристы ловили оплошавшего всадника. – Отправил Бранко с Карагеоргиевым за Медведовским, а болгарам пока поручил охранение.
Солдаты привели черкеса. Его нарочно вели мимо еще не убранных убитых, вели с руганью и подзатыльниками. Но черкес внешне был спокоен, только чуть вздрагивали пальцы, перебиравшие узкий наборный ремешок.
– Ваше