Из спальни голоса, щелканье машинки, бабьи смешки и хрупкие перезвоны рюмок.
Мимо Петьки попадья на рысях в прихожую, следом за ней белоусый перетянутый махновец тренькает шпорами, на ходу крутит усы. В руках у попадьи графин, глазки цветут миндалем.
– Шестилетняя наливочка, приберегла для случая. Ах, если б вы знали, что за ужас жить с этими варварами!.. Постоянное преследование. Ячейка даже пианино приказала забрать. Подумайте только, у нас взять наше собственное пианино! А?
На ходу уперлась в Петьку блудливо шмыгающими глазами, брезгливо поморщилась и, узнав, шепнула махновцу:
– Вот председатель комсомольской ячейки… ярый коммунист… Вы бы его как-нибудь…
За шелестом юбок недослышал Петька конца фразы. Минуту спустя его позвали.
– В угловую комнату живее иди, трясця твоей матери…
Белоусый в серебристой каракулевой папахе за столом.
– Ты комсомолец?
– Да.
– Стрелял в наших?
– Стрелял…
Махновец задумчиво покусал кончик уса, спросил, глядя выше Петькиной головы:
– Расстреляем – не обидно будет?
Петька вытер ладонью выступившую на губах кровь, твердо сказал:
– Всех не перестреляете.
Махновец круто повернулся на стуле, крикнул:
– Долбышев, возьми хлопца и снаряди с ним на прогулку второй взвод!..
Петьку вывели. Провожатый на крыльце ремешком связал Петькины руки, затянул узел, спросил:
– Не больно?
– Отвяжись, – сказал Петька и пошел в ворота, нескладно махая связанными руками.
Провожатый притворил за собой калитку и снял с плеча винтовку.
– Погоди, вон взводный идет!
Петька остановился. Было нудно оттого, что нестерпимо чесался подбородок, а почесать нельзя – руки связаны.
Подошел низенький, колченогий взводный. От высоких английских краг завоняло дегтем. Спросил у провожатого:
– Ко мне ведешь?
– К тебе, велели поскорее!
Взводный поглядел на Петьку сонными глазами, сказал:
– Чудак народ… Валандаются с парнишкой, его мучают и сами мучаются.
Хмуря рыжие брови, еще раз глянул на Петьку, выругался матерно, крикнул:
– Иди, вахлак, к сараю!.. Ну!.. Иди, говорят тебе, и становься к стене мордой!..
На крыльцо вышел белоусый махновец из штаба, перевесившись через резные балясины, сказал:
– Взводный, чуешь?.. Не стреляй хлопца, нехай он ко мне пойдет!
Петька взошел на крыльцо, стал, прислонясь к двери. Белоусый подошел к нему вплотную, сказал, стараясь заглянуть в узенькую, окровяненную щелку глаза:
– Крепкий ты, хлопец… Я тебя мылую, запишу до батька у вийсько. Служить будешь?
– Буду, –