– Твой отец ушел, Бектер, – сказал Илак. – Он уходил тяжело, но все уже кончилось.
Бектер исподлобья смотрел на первого воина отца, понимая, что это вызов и что сейчас ему грозит великая опасность. Он поднял голову и заговорил. В эти минуты он еще имел возможность заявить о своих правах.
– Для меня будет большой честью возглавить Волков в этой войне, – сказал Бектер ясно и громко.
Некоторые воины откликнулись на это заявление с радостью и приветствовали Бектера, но Илак медленно покачал головой. Его уверенность вызвала страх в тех немногих, кто открыто поддержал сына Есугэя. Снова воцарилось молчание, и Тэмучжин затаил дыхание.
– Ханом буду я, – заявил Илак. – Это решено.
Бектер схватился за меч, и глаза Илака радостно засверкали. Тэмучжин вцепился в руку брата, Хачиун тоже схватил его.
– Он тебя убьет, – шепнул Тэмучжин.
– Или я убью это дерьмо клятвопреступное! – крикнул в ответ Бектер.
Сцепившись друг с другом, братья не заметили, как Илак выхватил меч и рукоятью, словно молотом, ударил Бектера и сбил его на землю. Тот упал, увлекая за собой Тэмучжина, а Хачиун с голыми руками бросился на воина отца, пытаясь защитить братьев, не дать их убить. Оэлун закричала, словно это ее ударил меч, и крик Оэлун остановил Илака. Одним резким движением он стряхнул с себя Хачиуна. Злобно посмотрел на всех них и сунул меч в ножны.
– В знак почтения к вашему отцу сегодня я не пролью крови, – сказал он с пылающим от ярости лицом, затем поднял голову, чтобы все услышали его зычный голос. – Волки откочевывают! Я не останусь там, где землю запятнала кровь моего хана. Собирайте стада и табуны. В полдень мы отправляемся на юг.
Он шагнул к Оэлун и ее сыновьям:
– Вы не кочуете. Не хочу, чтобы мне в спину целились ваши ножи. Останетесь здесь и отнесете тело вашего отца на холмы.
Оэлун качнулась, лицо ее побледнело и осунулось.
– Ты оставляешь нас умирать?
– Выживете или подохнете – вы уже не Волки. Все кончено, – пожал плечами Илак.
Но тут поднялся Чагатай, схватил Илака за руку. Воин выхватил меч, но сверкание клинка у лица не испугало старика.
– Злое дело! – гневно произнес Чагатай. – Ты позоришь память великого человека, не отомстив еще его убийцам. Как же упокоится его дух? Ты не можешь бросить этих детей одних на равнинах! Это все равно что самому убить их!
– Отойди, старик. Хан должен принимать тяжелые решения. Крови детей и женщин я не пролью, но если они умрут, мои руки будут чисты.
Лицо Чагатая потемнело от гнева, он набросился на Илака, стал колотить по его доспехам. Ногти старика расцарапали шею воина, и страшный ответ последовал незамедлительно. Илак вонзил меч Чагатаю в грудь и опрокинул его на спину. Из открытого рта Чагатая хлынула кровь. Оэлун упала на колени, плача и раскачиваясь из стороны в сторону, а ее сыновья стояли рядом, оцепенев