Конек-Горбунок. Петр Ершов

тличался живым умом, наблюдательностью, любовью к родному краю. Он с интересом относился к быту, обычаям и традициям людей, его населявших. Всё это потом помогло Ершову в литературной деятельности, когда он мастерски живописал народные характеры своих персонажей, наделяя их привычками и чертами, которые были так свойственны русскому человеку. Широкую литературную известность принесла Ершову сказка «Конёк-горбунок», написанная им ещё в студенчестве. Сам автор говорил, что произведение это истинно народное, почти слово в слово взятое из уст рассказчиков, а он лишь обработал его, придав ему литературную форму. И действительно, подобный сюжет можно встретить даже в норвежских сказках. Народный язык – живой, яркий – слышится в «Коньке-горбунке».

      За юмор, иронию, точность в изображении русского народного характера сказка полюбилась не только детям, но и взрослым. В наше время сюжет по-прежнему не теряет своей актуальности. И вот уже много-много лет подряд приключения доброго и простодушного Иванушки и его чудо-конька остаются едва ли не самым популярным произведением для маленьких читателей.

      Часть 1

      Начинает сказка сказываться

      За горами, за лесами,

      За широкими морями,

      Против неба – на земле

      Жил старик в одном селе.

      У старинушки три сына:

      Старший умный был детина,

      Средний сын и так и сяк,

      Младший вовсе был дурак.

      Братья сеяли пшеницу

      Да возили в град-столицу:

      Знать, столица та была

      Недалече от села.

      Там пшеницу продавали,

      Деньги счётом принимали

      И с набитою сумой

      Возвращалися домой.

      В долгом времени аль вскоре

      Приключилося им горе:

      Кто-то в поле стал ходить

      И пшеницу шевелить.

      Мужички такой печали

      Отродяся не видали;

      Стали думать да гадать –

      Как бы вора соглядать;

      Наконец себе смекнули,

      Чтоб стоять на карауле,

      Хлеб ночами поберечь,

      Злого вора подстеречь.

      Вот, как стало лишь смеркаться,

      Начал старший брат сбираться,

      Вынул вилы и топор

      И отправился в дозор.

      Ночь ненастная настала;

      На него боязнь напала,

      И со страхов наш мужик

      Закопался под сенник.

      Ночь проходит, день приходит;

      С сенника дозорный сходит

      И, облив себя водой,

      Стал стучаться под избой:

      «Эй вы, сонные тетери!

      Отпирайте брату двери,

      Под дождём я весь промок

      С головы до самых ног».

      Братья двери отворили,

      Караульщика впустили,

      Стали спрашивать его:

      Не видал ли он чего?

      Караульщик помолился

      Вправо, влево поклонился

      И, прокашлявшись, сказал:

      «Всю я ноченьку не спал;

      На моё ж притом несчастье,

      Было страшное ненастье:

      Дождь вот так ливмя и лил,

      Рубашонку всю смочил.

      Уж куда как было скучно!..

      Впрочем, всё благополучно».

      Похвалил его отец:

      «Ты, Данило, молодец!

      Ты вот, так сказать, примерно,

      Сослужил мне службу верно,

      То есть, будучи при всём,

      Не ударил в грязь лицом».

      Стало сызнова смеркаться,

      Средний брат пошёл сбираться;

      Взял и вилы и топор

      И отправился в дозор.

      Ночь холодная настала,

      Дрожь на малого напала,

      Зубы начали плясать;

      Он ударился бежать –

      И всю ночь ходил дозором

      У соседки под забором.

      Жутко было молодцу!

      Но вот утро. Он к крыльцу:

      «Эй вы, сони! Что вы спите!

      Брату двери отоприте;

      Ночью страшный был мороз –

      До животиков промёрз».

      Братья двери отворили,

      Караульщика впустили,

      Стали спрашивать его:

      Не видал ли он чего?

      Караульщик помолился,

      Вправо, влево поклонился

      И сквозь