Но по большому счету не был строг – и не чурался гордости за Леху в корпорации инязовцев, его знакомцев. Ее природа мне была понятна: ведь большинству из нас, пусть и не без честолюбия, эти высоты казались недосягаемыми. И нам, провинциалам, льстило, что мы запросто и на равных якшались с будущим кумиром поколений, с общественно значимой личностью, совершавшей дерзкие прорывы в неизведанное в человеке…
Протяни лишь руку к старой фотке – и вот он, Леха Балабанов, не гордец и не отшельник, не «эксклюзив» какой-нибудь с роскошной громкой фамилией, а такой, как все. И нет никакой пропасти между его известностью и нашим бесславием – и он всегда будет рад, если позвонить… Возможно… Скорее всего… Да мы и сами б так могли, если б захотели, просто не посчитали нужным растрачивать себя на школярство в творчестве… Мы, нижегородцы, простаки и демократы по рождению, а равно и примкнувшие, скорее поверим, что не поняли его нового замысла, чем в то, что он от нас отдалился, что теперь он нам чужой… Что нишу такую себе придумал, чтобы спрятаться в нее, как его беккетовский Сухоруков в «Счастливых днях»…
Хотя чего уж не понять-то, ведь мораль у него ясная: он против несвобод любого рода… Он за гуманизм, за добро в человеке – пусть и с большого перепугу, вроде как с бодуна… Говорят, творческий метод такой… Да мы его знаем – по-любому гуманист. Да и стал бы другой кто Кафку снимать?
Так и во мне еще были живы отголоски доверия к Алексею Балабанову, а тема той грязной войны на Кавказе настолько волновала меня как публициста, что, не думая долго, поспешил на премьерный показ его фильма «Война». Ведь и весь левый фронт в СМИ встретил те первые события в Чечне в 1994–1995-м как вторжение. И первые публикации, скажем, в «Советской России» были именно об этом. Представьте себе. А я и оставался леваком, и в прохановских газетах выступал, и в «Советской России» печатался – и даже поработал, хотя бы и недолго – изгнали за малую попытку независимого суждения. И тройка генералов с героем Афгана Громовым во главе отказалась лезть в республику тогда. Отказали Ельцину и Паше Мерседесу.
И война та пригодилась, как всякая вороватая диктатура держит для себя подобные заготовки на случай предотвращения полной утраты контроля. Об этом еще у Платона в «Государстве» хорошо сказано. Неслучайно ее запустили почти сразу после расстрела парламента.
Ни грана истинного патриотизма у Ельцина за душой не было. (Тоже, думал я, свердловчанина, с кем, несомненно, в семье Балабановых были лично знакомы. И отец вес имел в творческой среде городской, и мать Инга Александровна, доктор наук, депутат съезда КПСС, командовала крупной медструктурой. Думал – и не знал, что тут все куда значимей было-то…) А вот запойный