Сперва я попрыгал, стараясь дотянуться до веток, затем попробовал обхватить ствол руками и ногами, чтобы залезть на дерево, но они скользили по нему как по маслу.
Вскоре мне все это надоело. Отдышавшись, я подозвал Мишку, и мы устроили военный совет.
Думали мы долго, но безуспешно.
Мишка, правда, предложил подождать, пока мой брат на ветке уснет, и сам вниз свалится. Но это не понравилось моему братцу, который залился горючими слезами и обозвал нас бяками.
Со стороны это, наверное, выглядело смешно, но сидеть, сложа руки, любуясь вопящим братом, мы не могли, да и не хотели. И я, при помощи пыхтящего от усердия Мишки, сумел дотянуться до ближайшей ветки.
Дальше дело пошло веселее, и я вскарабкался наверх, словно по лестнице.
Но рано я радовался.
Пока я к нему вскарабкивался, мой трижды ненаглядный братец, со свойственной ему наивностью, решил посмотреть на прилетевшую птичку поближе и залез на самую верхушку.
Теперь он сидел, обхватив ногами и руками тонюсенькую макушку дерева.
Лишь трогательный хохолок листвы реял над его собственной макушкой и он, вместе с ветром проделывал опасные кренделя на высоте пятиэтажного дома.
Теперь ему, конечно, стало страшно. Глаза его были крепко зажмурены, а рот, соответственно, широко открыт, что позволяло ему орать во всю силу своих легких.
Почти непрерывно он оглашал окрестности горестными воплями и совершенно не слышал моих увещеваний.
В конце концов, потеряв терпение, я тоже заорал на него, снизу ко мне присоединился Мишка. И так мы орали, кто громче, на протяжении нескольких минут.
Первым умолк братец. С интересом свесившись, он во все глаза таращился на меня и смеялся.
Ему было смешно!
– Бяка закаряка, – подвел он итог своим наблюдениям, и доверчиво протянул мне ладошку.
Что бы дотянуться до него, мне пришлось подняться еще выше. С предельной осторожностью, я снял своего братца с ненадежной макушки, и, нагнувшись, усадил его на крепкую ветку.
– Смотри, не упади, – предостерег я вертлявого младенца, и собирался дать ему еще пару ценных советов, когда сук, на котором я стоял, с треском обломился, и я молча полетел вниз.
Сказать, что я испугался, ничего не сказать!
За четверть секунды полета, я вспомнил всю свою жизнь, успел покаяться во всех грехах, обозвать идиотом себя, Мишку и особенно братца, а так же торжественно поклясться никогда не лазить по деревьям!
Все эти ценные мысли пронеслись у меня в голове за время достаточное для того, что бы с размаху грохнуться на расположенную чуть ниже толстую ветку.
Пребольно ударившись, об нее животом, я, словно летучая мышь, повис, раскачиваясь над бездной кверху тормашками.
В