В какую-то минуту этой жестокой схватки он, преодолев слабость, видимо, все-таки дотащился до узкого окошка, повис на железной решетке и поглядел во двор на разыгравшийся там грозный спектакль. В красном свете пылающих факелов, укрепленных в амбразурах и на крыше, он увидел внизу дикое кружение закованных в латы фигур, отливающих медью, сверкающих железом. Словно бредовое видение, вспоминались ему потом развевающиеся шарфы, повязанные на шлемы, гребни, украшенные драгоценными камнями, пышные плащи и щиты, блещущие гербами, на которых по золотому или серебряному, червленому или черному полю располагались всевозможные геральдические фигуры – кресты, пояса, стропила, перевязи и прочее. Точно букеты ярких цветов, они взлетали и опускались, двигались вперед и назад у подножия его башни, то теряясь в тени, то снова вспыхивая в багровых отблесках факелов. Пылала кроваво-красная башня Чандоса, и он различил высокую фигуру своего господина, исступленно рубившегося в первом ряду, как само воплощение войны. Три черных стропила на золотом поле – это герб благородного Мэнни. А этот могучий боец, уж конечно, сам король Эдуард – ведь только его щит и щит ловкого юноши в черной броне рядом с ним не несли никаких геральдических символов.
– Мэнни! Мэнни! Святой Георгий за Англию! – раздался громовой клич, а в ответ, заглушая грохот и лязг битвы, слышался столь же гордый призыв: – Шарньи, Шарньи! Святой Денис за Францию!
Вот какие смутные видения еще жили в памяти Найджела, когда наконец туман в его голове рассеялся и он впервые явно понял, что лежит на низкой кровати в угловой башне и пальцем не может пошевелить от слабости. Возле него Эйлвард раздирал грубыми пальцами стебли лаванды и разбрасывал их по полу и по постели. К стене в ногах кровати был прислонен длинный лук. На нем висела железная каска. А их владелец в одной рубахе обмахивал своего господина, отгоняя мух, и сыпал на него душистую траву.
– Клянусь рукоятью! – завопил он, сверкая всеми зубами в радостной улыбке. – Благодарение Пречистой и сонму святых, ты пришел в себя! Скончайся ты, я бы не посмел вернуться в Тилфорд. Три недели пролежал ты тут, лепеча, как несмышленый младенец, но теперь по твоим глазам видно, что ты снова в себе!
– Я и правда получил малую рану, – еле слышно произнес Найджел, – но стыд и горе мне, что я валяюсь тут, если для моих рук есть дело. Куда же ты, лучник?
– Оповестить доброго сэра Чандоса, что тебе полегчало.
– Нет, останься пока со мной, Эйлвард. Я как будто помню все, что случилось. Какие-то корабли, верно? И я встретился с очень достойным человеком, и мы обменялись ударами? И он мне сдался, так?
– Да, благородный сэр.
– А где он?
– Тут, в замке. Внизу.
По бледному лицу Найджела скользнула улыбка.
– Я знаю, как распоряжусь им, – прошептал он.
– Лежи смирно,