– Отвечай, я настаиваю. И отвечай честно. Это, вероятно, последний раз, когда мы видим друг друга.
– Я думала, что если Байрам-хан уедет, ты станешь обращаться за советами к кому-нибудь другому.
– Например, к тебе и твоему сыну?
– Да. Мой сын считал, что ты его недооцениваешь, и я с ним согласна.
– И ты сподвигла его на убийство Байрам-хана, чтобы быть уверенной, что ваш соперник никогда не вернется?
Несмотря на его отношение к Махам-Анге, Акбар чувствовал, как в нем снова закипает гнев. Будет лучше для всех, если этот допрос закончится как можно быстрее.
В голосе Акбара было столько горечи, что кормилица вздрогнула.
– Я никогда не желала смерти Байрам-хана… и я уверена, что мой сын в этом неповинен, неважно, чем он там перед тобой мог похвастаться.
Как же слепа материнская любовь, подумал падишах.
– Я всегда любила тебя, Акбар, – отрешенно проговорила Махам-Анга, будто читая его мысли.
– Да, но своего собственного сына ты любила намного больше… Вот как я поступлю, Махам-Анга. Завтра тебя увезут отсюда в крепость Дели, где ты проведешь остаток своих дней в уединении. Я дам тебе денег на постройку мавзолея для твоего сына. Но ты больше никогда не увидишь ни меня, ни кого-либо из нашей семьи.
Когда Акбар повернулся и медленно пошел прочь из ее покоев, он услышал, как Махам-Анга снова принялась кричать. Насколько можно было понять из потока ее бессвязных слов, это были не просто слова горя – она навлекала на него, Акбара, проклятие небес и молила Всевышнего благословить ее умершего сына. Преследуемый этими мучительными, мстительными воплями, которые эхом отзывались вокруг него, Акбар как во сне шел в покои своей матери.
Гульбадан была здесь вместе с Хамидой, и по их лицам он понял, что о случившемся им уже известно. Мать обхватила его руками и крепко сжала в объятиях.
– Хвала Всевышнему, ты в безопасности! Я слышала, что этот алачи, этот дьявол, хотел сделать…
– Он мертв, вы уже знаете? Мы сбросили его со стены. И я ссылаю Махам-Ангу из дворца.
– Она также заслуживает смерти. Ведь она твоя кормилица – и злоупотребила священным доверием… – Хамида говорила резко.
– Нет. Казнь сына – уже наказание ей. И как я могу забыть, что, когда я был ребенком, она рисковала жизнью, чтобы спасти меня?
– Я думаю, что ты правильно поступил с Махам-Ангой, – спокойно сказала Гульбадан. – Ты решительно справился с настоящей угрозой, и не стоит теперь мстить женщине. Когда мать побежденного правителя Индостана попыталась отравить твоего деда, он не стал лишать ее жизни, чем снискал себе немало уважения. – Она повернулась к Хамиде. – Я представляю, что ты, должно быть, сейчас чувствуешь, но когда гнев и потрясение отступят, ты увидишь, что я права.
– Возможно, – тихо ответила Хамида. – Но, Гульбадан, тебе так же хорошо, как и мне, известны последствия