Нет, рано! Как бы не было поздно, но ещё рано прощаться с собой. Здесь, из отстранённости места и недосягаемой одинокости, выпотрошу тот рюкзак на ветер, в облака и звонкую глухоту разрежённой высоты.
Выброшу всё, что сделало меня заложником своего «склада забытых вещёй», и вновь вернусь в себя. И принадлежать теперь буду только себе, пусть оглушённому на время исчерпанным смыслом, но себе.
Инерция сознания ещё толкает в спину, торопись, мол, не дай оставшемуся ещё просвету закатиться в дымную тусклость истоптанного вчера. Усталые мысли ещё выцарапывают ускользающие образы и воспоминания. Но сито глаз уже просеивает оставшийся свет. Он пока не совсем ещё покинул меня… Достаточно ли его, чтобы высветить путь? Ведь, говорят, что при свете видно лучше. Впрочем, думаю, это не совсем так. Может, чётче, но не лучше. Днём сжатые тверди неба и земли прессуют взгляд в тонкое лезвие горизонта. И трудно продлить себя за его пределы.
Выйти за него дано только ночью, когда от созвездия к созвездию, от галактики к галактике взгляд рвётся сквозь гулкое эхо пространства и с ним уносится за все мыслимые границы. Растворенный в бесконечности стробоскоп моей памяти выхватывает теперь события из бесконечного же себя, чтобы лупой времени приблизить главные из них – отрезок за отрезком – и за их продолжением увидеть цель и смысл следующего дня.
Два состояния – между отчаянием и надеждой в точке невозврата. В равновесности, когда судьба благосклонно кивает лишь одной из этих несоединяемых сущностей.
И думаю: «Кто теперь кроме меня может занять место между „да“ и „нет“, отголоском и ожиданием, между моими „было“ и „будет“?! Никто! И я не стану заложником в уравнении неизвестностей! Я сделаю свой новый выбор! Я вырвусь из плена неравновесности, из пустоты разрыва, бесполезности неопределённости, концентрата отсутствия… Потому что я – присутствую! Я – есть!»
Увешанное забытыми трофеями, прошлое скомкано уползёт, и я – в новом рождении – неуверенно ступаю в расстеленные передо мной разноцветные километры.
Обновлённый, уже не стою, как минуту тому, разорванный между двумя крайностями, и не принадлежу больше запечатанным печалью лет теням прошлого. Всё, с этой минуты пульс жизни не поменяется больше на саван небытия.
Я возвращаюсь в теперь уже нового себя и кричу:
«Я – есть!»
И время молча соглашается, отступая с моей дороги.
Листок падает…
Листок отделился от ветки. И тихо падал…
Он падал и падал…
Оторвался от родного места, от родной ветки, и лицо неведомой земли приближало его к себе, вселяя страх неведомого нечто. Он отвернулся, чтобы не видеть её, эту страшную землю. Легким голубым полотном над ним раскрылось небо.