Тит подполз к краю клетки, и, прислонившись обнажённой спиной к успевшим остыть после жаркого дня прутьям, тихо вздохнул, испытывая короткое блаженство от слабой прохлады металла.
– Вот и кончился путь великого сотника империи! – услышал Тит злорадный голос Клавдия, который вынырнул из темноты ночи, подойдя вплотную к решётке.
– Сбылась мечта лизоблюда! – усмехнулся сотник. – Жаждешь мести за выбитые зубы?
– Жажду! Жажду! – прошипел помощник трибуна, обнажая улыбку, невольно демонстрируя отсутствие пары зубов с левой стороны челюсти. – Очень хочу увидеть, как ты испустишь дух и отправишься в ад!
Помощник трибуна невзлюбил сотника с того самого дня, когда у них произошла пьяная стычка. Из-за чего произошла ссора во время празднования очередной победы, Клавдий не помнил, так как хмель затмил ему разум, что и привело к выбитым зубам, но обиду помощник трибуна всё равно затаил. Он, конечно, мог потребовать немедленного возмездия, по которому сотнику полагалась неминуемая смерть за нанесение телесных повреждений старшему по званию, но делать этого не стал, так как свидетелей их стычки не было, и Тит мог легко оправдаться, заявив, что помощник получил травму в бою, и теперь с помощью неё хочет свести неизвестные ему давние счёты. Причём сотник был любимцем не только простых воинов, но и вышестоящего командования, и мог с лёгкостью избежать наказания. Потому Клавдий затаил желание отомстить и терпеливо ждал удобного момента. И дождался. Сотник своими же руками обрёк себя на казнь за невыполнение приказа, и от этого злорадству Клавдия не было предела. Ему даже не пришлось строить козни против обидчика, а осталось только взирать на его позорную для каждого воина смерть, утоляя жажду долгожданной мести.
– Не боишься со мной встретиться в аду? – с ухмылкой на лице поинтересовался Тит.
– Уверен, если я и отправлюсь вслед за тобой в обитель вечных мук, тебе там будет не до меня! Ха-ха-ха! – разразился громким смехом Клавдий. Жутко смеясь, он был очень похож на беса, глумящегося над беззащитной жертвой. Смех доставлял ему невероятное наслаждение, и он никак не мог остановиться.
Сохраняя самообладание, сидя с хладнокровным выражением лица, Тит терпеливо ждал, пока помощник трибуна вдоволь насмеётся. Но не дождался, и с наигранной добродушной улыбкой на лице, соперничающей с искренней нескрываемой ненавистью во взгляде, громко произнёс:
– Ты не представляешь, как я счастлив оттого, что доставляю тебе столько радости! Если б я только мог обнять тебя в последний раз, то ты обязательно