Мой отец был коммуникабельным, грамотным, умным человеком. Интеллигентом до мозга костей. Привычки, воспитанные в нём с детства, не покидали его всю жизнь. Но… он не смог и сотой доли этих навыков и привычек привить нам, детям, воспитанным на том, что «отец плохой», «отец не прав».
Как тяжело переносить на бумагу эти слова. Как трудно признавать свои ошибки. Как больно понимать ту правду, которая всплыла в конце его жизни, и теперь уже ничего не изменить. Остаётся только вспоминать – и каяться в том, что многого не понимал. Или не хотел понять.
Отец никогда и нигде не сидел, как в гостях. Особенно у родителей мамы, в глухой деревеньке. Он всем помогал, везде и во всём, но никогда не слышал слов благодарности. За ним наблюдали. Посмеивались. Не доверяли.
А подружки завидовали маме: вон какого мужика привезла – столичного, красивого, весёлого! За всё с удовольствием берётся – и в огород охотно идёт, и в поле, и на сенокос, и в лес по грибы. Лётчик, он и на тракторе научился работать. Гонял по деревне так, что гуси с гоготом разбегались в разные стороны, а свиньи из канав пулей вылетали, заслышав издалека рёв отцовского трактора «Беларусь». Он даже печки класть научился: по деревням-то печник нарасхват – везде востребован, всем нужен.
Папа умел находить контакт с людьми. Но своим в амурской деревне не стал. «Москаль», «столичный», «западник», «летун» – такие прозвища постоянно мелькали в разговорах сельчан. Я, десятилетняя девочка, видела всеобщее недоверие и пренебрежение к отцу. Мне было обидно, я не понимала, почему они так относятся к папе. Но что могла я, ребёнок, сделать, если и меня деревенские дети считали городской и не очень-то принимали в свои игры.
А папа очень старался. До сих пор со слезами на глазах вспоминаю, как он, заплатив водителям немалые по тем временам деньги, на машине возил отца мамы из глухой деревни за сотни километров в Благовещенск, чтобы показать докторам. И обещал вылечить старика. А над ним посмеивались и не верили ему.
– Москаль-то, москаль – смотрите, думает, что вылечат Марка!
– Всё понравиться хочет. Да не выйдет.
– Москаль, он и есть москаль. Летун-хвастун!
Я рыдала и кричала вслед деревенским сплетницам: «Мой папка сможет! Сможет! Он умный, сильный!» А они не обращали внимания на мой порыв и слёзы.
Студенткой я уже иначе смотрела на эту суету взрослых, уже умела оценивать человеческие отношения, и мне многое не нравилось. Мне был жаль всех: родителей матери, потому что они её родители, отца, потому что он мой папа, маму, потому что она видела, как унижается отец, а ей это нравилось. Ей это льстило.
Мама гордилась своим мужем перед жителями деревни, перед подругами, родителями. Гордилась как своейсобственностью. Неприкосновенной, дорогой и