скромность при русском дворе – совсем не достоинство. Поэтому, подумав, я дополнила платье ажурными застёжками из белого золота с такими же уникальными камнями, какие использовались в гербах на мундирном платье, и тонкой цепочкой с александритовой каплей-кулоном. Только браслет несколько выбивался из общей картины, но он – не украшение, каждый раз менять его не просто неудобно, но и опасно.

      Под невнятные, восторженно-испуганные возгласы Жюли я вышла в гостиную, лишь на несколько секунд отстав от тоже готового Ланта, одетого в костюм почти того же цвета, что у меня, но немного темнее.

      Друг, поправляя рукава куртки, вздохнул:

      – Тут одежду подобрать в сто раз сложнее, чем на приём у Камелии Дзинтарс!

      – Ну так русский двор, чего ты хочешь? Скажи спасибо, что волосы посыпать алмазной пудрой не надо, а то были случаи, – отшутилась я. Так что остаётся терпеть. И тебе, между прочим, легче, а мне придётся каждый раз что-то новое придумывать… Карета подъехала!

      Карета была другая, намного скромнее и, как ни странно, удобнее. Это не удивительно. Парадные кареты слишком сложны в изготовлении, стоят невероятных денег, поэтому их берегут, пользуются ими очень редко и передают по наследству, поэтому такие кареты в техническом плане обычно довольно старомодны. Так же, как в нашем мире старомодны «роллс-ройсы» столетней давности, которым все предпочитают современные автомобили. Поэтому и нам подали не особо приметную, но новую и лёгкую карету, опять же без гербов.

      А вот свита – это совсем другое дело. Она предназначена не только для престижа или безопасности. Кто в здравом уме средь бела дня в центре столицы сунется к знатному вельможе? Свита нужна совсем для другого: оттеснить к обочине телегу с сеном или дровами, не дать подойти попрошайке или уличному торговцу, а то и развернуть карету на узком повороте, поскольку длина экипажа с четвёркой цугом – больше десяти метров. Вот и сопровождают вельможу выездные лакеи и гайдуки – на руках карету переставляют, если что.

      Ехали мы намного быстрее, чем в первый раз. Но для нас, привыкших и к скоростям двадцать первого века, и тем более к сверхзвуковым экипажам Петли Времени, шесть километров в час – черепашья скорость.

      – Надо будет добиться разрешения ездить в мобиле, – шепнул мне Лант.

      – В городе ограничение скорости, – так же тихо ответила я, пытаясь рассмотреть понтонный мост через Неву.

      – Зато ехать будет удобнее.

      Я не ответила, потому что мы как раз въехали на мост, и я засмотрелась на непривычную картину Питера, где узнавалась только видневшаяся вдалеке игла Петропавловской крепости, а о ростральных колоннах не думал даже будущий их создатель.

      Мимо проплывали здания Первой линии Васильевского острова, некоторые из которых были построены ещё при Петре Первом, справа тянулись казармы Кадетского корпуса. Потом снова понтонный мост, застроенные деревянными домиками пригороды, сады. Петербург совсем