***
Сорвав с себя пионерские галстуки и демонстративно бросив их под ноги, мы радостно прыгали на большой кровати родителей Маринки и искренни верили, что совсем скоро наша жизнь изменится к лучшему.
– Ты понимаешь это? – запыхавшись, выкрикнула Маринка.
– Что? – спросила я.
– Что мы тоже с тобой участвуем в государственном перевороте, – ответила она, – и своим протестом поддерживаем молодёжь Германии, которая бесстрашно прямо сейчас борется за свою свободу!
– Да! – вслед за Маринкой выкрикнула я. – Мы поддерживаем молодёжь Германии! Долой «Совок»! Откройте границы!
– Они откроются! Обязательно откроются! – засмеялась Маринка, пытаясь допрыгнуть до потолка. – Мы сможем путешествовать по всем странам, слушать любую музыку и носить одежду, которая нам нравится. А ещё, ещё у нас разрешат гомосексуализм! – размечталась она.
– А это нам зачем? – не поняла я Маринкиных ожиданий.
– Чтобы жить, как в Америке.
– Фу, нет, это уже перебор.
– Почему?
– Зачем нам мужики гомики? За такого замуж не выйдешь.
– Зато мы сможем стать лесбиянками и нас не посадят в тюрьму, только потому что мы придерживаемся других сексуальных взглядов.
– Я не хочу быть лесбиянкой, – уверено ответила я.
– А я хочу! – заявила Маринка.
– Нет, ты прикалываешься, – рассмеялась я, не поверив ей.
– Не прикалываюсь! – на полном серьёзе ответила Марина и перестала прыгать на кровати.
Я тоже остановилась, и какое-то время мы просто смотрели друг на друга.
– Ты сама прекрасно знаешь, что мне нравится певица Мадонна, – начала объяснять она. – А Мадонна самая настоящая лесби, все об этом знают. Наташка говорит, что на Западе это очень модно и не запрещено, как у нас.
– Тебе зачем такой «модной» быть? – не понимала я.
– Я хочу вырасти по-настоящему свободной и раскрепощённой, понимаешь? – спросила она.
– Нет, – ответила я.
– Ты просто слишком старомодная и ещё не осознала, какие возможности перед нами открываются, – деловито ответила Маринка.
Она всегда считала себя более продвинутой в таких вопросах, и всё благодаря Наташе.
– Я забыла совсем, – спрыгнув с кровати, опомнилась я. – Мне же сегодня на репетицию к трём часам в Дом пионеров нужно. Ещё галстук погладить придётся, – я взяла его в руки, весь помятый и скомканный, затоптанный моими собственными ногами, и почему-то мне стало грустно в этот момент. – Мы новый спектакль будем ставить ко Дню рождения Комсомола, – пробубнила я, пытаясь хоть немного разгладить галстук руками.
– Да забей ты. Кому этот бред совковый нужен. На ваши спектакли хоть кто-нибудь ещё ходит?
– Конечно, родители приходят. Мама моя, если с работы может пораньше уйти.
– Ну и иди, а мне некуда не надо. Я буду слушать Мадонну и ждать перемен, – ответила она