Значит у того боярина еще и сын был. Как же нехорошо получилось-то. Мал еще, но ведь вырастет и отомстить захочет, если правду узнает. Но что делать, не вырезать же теперь весь их род. С самим боярином у меня выбора не было, но никто вроде не рассказывает, что это лично самозванец его убил, все говорят, что какой-то разбойник.
Ладно, знаю я, знают мои люди. Славка тоже узнает, ему врать я не смогу. А остальные… Остальным ничего знать не требуется, пусть лучше в неведении пребывают.
– Боярич Ярослав, – начал я. – Ты виновен в том, что объявил своего единокровного брата мертвым при жизни. Ты виновен в том, что присвоил его наследство. Ты виновен в том, что оскорбил свободную женщину, боярыню Марию, выгнав ее из дома без положенного содержания, и без возвращения приданого.
Я покосился на наместника. Тот стоял и слушал, ну и кивал. Пока что ничего в защиту своего боярина он не сказал. Не видел смысла, потому что все и так понятно было? Доверял мне? Или просто не хотел возражать?
– Так как ты лжец, я признаю тебя виновным в попытке убийства своего брата, – продолжил я. – Твой боярский титул будет отобран и передан брату. Наказание же тебе определит боярин Владислав Островский. Взять его!
Боярич, похоже не собиравшийся мириться с подобной судьбой, выхватил меч. Сделал он это быстро и красиво, и я даже немного заволновался за Славку, потому что он был самой ближней и очевидной целью для нападения. Однако это оказалось последним движением, которое успел сделать боярич, потому что мгновение спустя на него навалились его же дружинники.
А если точнее, то уже и не его, они ведь теперь подчинялись его брату. Мои люди тоже подоспели, меч из ладони Ярослава выдернули, руки завернули за спину и положили лицом в землю.
– Какое наказание ты определишь для своего брата, боярин Владислав? – спросил я у Славки.
– Выдай мне его головой, князь, – ответил тот. – Он был моим братом, но оказался той еще паскудой. Я хочу сам лишить его жизни за все, что он сделал.
– Я понимаю и принимаю твое желание, – ответил я и добавил, больше уже для бояр, чем для остальных. – Но помни о том, что он благородной крови. И смерть его должна быть благородной – от меча.
Сделал я это, чтобы все поняли, что я точно так же уважаю боярство, как и мои предшественники, не важно, отец или наместники, которые правили после него. А одной из несомненных привилегий боярства была как раз право на благородную смерть. Самому-то мне было без разницы, зарубит ли мечом Славка своего брата, повесит или прикажет сжечь на костре. А вот для остальных это имело большое значение.
Владислав вытащил меч. Я на мгновение испугался, что он предложит провести ритуальный поединок со своим братом, но нет, он подошел к нему, оттеснив двоих воинов, что держали боярича, размахнулся и опустил клинок на шею.
И надо же, сумел перерубить ее с первого же удара. Это была вторая голова, срубленная