– А это? – сиреневое зелье переливалось красивым цветом, растекаясь по прозрачной бутылочке нежными блестками.
Зоя Валерьяновна залюбовалась. Красота!
– Спасите! Помогите! – заорал вдруг кто-то совсем рядом, стуча чем-то тяжелым по полу.
– Итить твою налево! – испуганно заорала в ответ Зоя Валерьяновна, чуть не уронив чудный флакончик. И тут же вспомнила крики, которые услышала на полянке перед теремом. Наверное, там люди, которых эта ведьма поганая мучила?
Зоя Валерьяновна, одернув плащик пониже, откинула тяжелый засов с двери подвала.
Снизу на нее выжидательно и с опаской смотрели десять пар глаз. Над каждым пленником полыхала алая шкала здоровья, опустошенная наполовину.
***
– А-а-а! Фурия! – заорал один из пленников, присмотревшись как следует к Зое Валерьяновне.
Она на это только вздохнула. Ну что тут скажешь? Фурия и есть. Как себя при жизни вела, такой и после смерти стала. Была б хорошей бабой, стала бы прынцессой или царевной. Но жизнь уж такая, собачья. Вот теперь ходит с рогами, народ распугивает. Охо-хо…
Пока Зоя Валерьяновна предавалась сожалениям о несбывшемся, в подвале наметилась революция. Пленники сгрудились вместе, стали плечом к плечу. Послышался заговорщицкий шепоток.
А потом они все одновременно как-то подозрительно напряглись, встали в стойку и подняли руки. На кончиках их пальцев засветились синеватые искры. Коллективная молния получилась знатной – не к месту задумавшуюся Зою Валерьяновну отнесло к бы противоположной стене, а красная полоска над ее головой порядком бы уменьшилась. Только вот некроведьма, которая усадила пленников в подвал, дурой не была – над крышкой подвала плавало защитное зеленоватое зарево.
– Ах вы гады! Я вас – спасать, а вы меня бить! – ахнула Зоя Валерьяновна.
– Ты – жуткая фурия! Ты нас съешь, – уверенно заявили ей снизу.
Зоя Валерьяновна снова задумалась, а потом села на сундучок рядом с подвалом и заглянула вниз.
– Я бы колбаски съела. Есть у вас?
Внизу изумленно замолчали.
– А если бы еще и хлебушка… Мне, ребятушки, уже восьмой десяток идет. Хлебушка нельзя мне, и кофю нельзя. И ничё нельзя – у меня этот… метерологизм. В старости, ребятушки, так оно, ить… Это все муж, скотина пьяная! Это от него у меня нервы и болячки! Были косы у меня до пояса, а все выпали – от нервов выпали, что на него, скота, потратила! Помер уж давно, собака… Меня одну оста-виил, поки-нул, горемычную… Во-от, вдовья долюшка…
Зоя Валерьяновна всхлипнула, жалея себя. Ржаво мурлыкнул Ссаныч, явно сопереживая.
Внизу по-прежнему молчали. Зоя Валерьяновна нашла в лице пленников отличных слушателей. Внимательных, заинтересованных. Да и не уйдут никуда. И она раскрыла душу. Столько жалоб от нее не слышал даже участковый врач, у которого при виде Зои Валерьяновны начинал дергаться глаз. Ну а чего ей было стесняться? Она в аду, в виде поганой нечисти с хвостом и рогами – может себе позволить поделиться своими бедами