Внутри мальчика что-то туго затянулось. Он отвернулся от советника и вышел из толпы, не обращая внимания даже на Сэма. Вчерашний восторг по поводу зелёных камней поглотила тоска в предчувствии завтрашнего события. А Сэм так и стоял, смотря только вперёд перед собой.
Делать сегодня нечего. Работать накануне состязаний запрещено королём. Можно хоть весь день пролежать в пещерке или побродить по улицам города, которые Глеб и так знал как свои пять пальцев. А впрочем, можно и поспать.
Когда на следующий день солнце оказалось прямо над двумя иглами самой высокой горы, будто насаженный воздушный шар, изо всех углов Каменграда раздались рёвы труб. Стражники зазывали людей пройти к арене и занять места.
Под небесным куполом и безжизненными лучами солнца арена выглядела, как всегда, грубо и беспощадно. По большей мере беспощадной она была для тех, кто на неё взойдёт, но уже не выйдет.
Люди, как вороны, окружили каменные трибуны с высеченными стойками. Пустые места заполнялись жаждущими зрелища.
Глеб встал у выхода с трибун, поближе к стражникам.
На овальной арене стояли четыре солдата в узких чёрных робах. Каждый держал копьё, а голову его защищал шлем. Если бы не их одежда и доспехи, то парни находились бы на трибунах и слились бы с толпой. Как и у всех вокруг у них тусклые бесчувственные и пустые глаза, грубые лица и полное безразличие к окружающим.
Глеб, бывало, размышлял об этом. Каждый раз делалось так тоскливо от мыслей, будто в Каменграде только он что-то чувствует, а остальные просто существуют. В такие моменты жалости к окружающим Глеб терялся на улицах города, пытался заглушить боль, которая снова сжимала его грудь, и думал лишь о том, как сбежать из этой ловушки? Как помочь остальным? Что нужно сделать? Казалось, Глеб готов был перелезть через горы и сбежать, бросить несчастных… Но разве можно бросить тех, к кому привязался? Можно ли оставить Сэма или других людей, которые обречены дальше существовать и работать без продыху здесь, без какой-то надежды?
Каждый раз Глеб задавал этот вопрос на состязаниях, при завалах в шахтах. И каждый раз отвечал, что не может. Не может разорвать невидимую связь, которую сам и создал. Будто эти каменные люди и приручили Глеба к себе своей отстранённостью и безразличием к собственным судьбам и жизням.
На арену вышел вчерашний советник с семью медалями. Полы красной шинели тащились за ним, сметая пыль с арены и оставляя чистую дорожку.
– Приветствую на каменных состязаниях! Участники уже готовы к битве и ждут не дождутся выхода на арену. Так давайте же начнём! – он вскинул правую руку к небу, показывая ладонь солнцу.
Со всех сторон арены раздался трубный рёв.
Ворота на арене открылись, и вышли два каменных человека с серыми повязками на бёдрах. Они шагали твёрдо, уверено, смотрели перед собой – и выжидали момент, чтобы сцепиться с противником.
Оторвать глаза от арены было трудно. Там вот-вот произойдёт ужасное!