Она говорит так пафосно, важно, неестественно, что я хихикаю нервно, и три пары удивленных глаз, в том числе и врача, устремляются на меня.
– А я не готова, – выпаливаю резко, потеряв над собой контроль. – Вы НАМ не нравитесь.
И вылетаю из кабинета, громко хлопнув дверью. В коридоре даю волю слезам, позволяя себе быть слабой, жалкой и избитой этой несправедливой жизнью. Мчусь в направлении палат, толком не разбирая дороги. Пока не сталкиваюсь с кем-то.
– Златка! Ну, не можем мы друг без друга, – звенит знакомый голос. – Опять на сохранение?
Поднимаю зареванный взгляд на Снежану. Она обнимает меня неуклюже, потому что наши необъятные животы мешают.
– Пессарий, – всхлипываю.
– А у меня угроза преждевременных, – с волнением признается, а сама меня по голове успокаивающе гладит. – Ты чего переживаешь? Боишься? Нормально все будет.
– Я не из-за этого, – отстраняюсь.
Позади слышатся голоса и шаги. Снежана выглядывает через мое плечо, здоровается с кем-то, а потом мне тихонько бросает:
– Кто это?
Нехотя оглядываюсь. Слежу, как Береснева ведет к выходу недовольную Инну Григорьевну и равнодушного Аркадия Дмитриевича. Какие же они скучные оба. Совершенно по темпераменту рыжикам не подойдут! Я ведь чувствую!
– Родители для рыжиков, – выдыхаю рвано, но ничего объяснить не могу: ком в горле мешает, а очередной спазм в животе отвлекает все мое внимание. Что происходит? И малыши непривычно тихо сидят, будто приготовились к чему-то…
– Я надеялась, что ты передумала, – шепчет Снежана с грустью, но без тени осуждения. – Или на тебя давят? – воинственно сводит брови. – Договорились, кому деток сплавят? Ну, я им устрою!
Отпускает меня так резко, что я покачиваюсь, равновесие теряя. Обессиленно опираюсь спиной о холодную стену. Но через секунду – чуть ли не сгибаюсь пополам от сильной боли.
– О-ой, – хнычу жалобно и крепко живот держу, будто так смогу помочь малышам.
Колготы быстро намокают, и мне неудобно, что Снежана замечает это. Почему у нее взгляд такой напуганный?
– Началось, что ли? – Снежана под локоть меня берет, не позволяя упасть. Не могу ответить из-за непонятных ощущений и дикого страха. Невольно вскрикиваю при следующем приступе. – Алевтина Павловна, – вопит подруга в коридор, а Береснева тут же бросает «доцентов» и возвращается к нам. – Мы тут, кажется, рожаем.
– Как это «рожаем»? Рано! – икаю