– Разве вам не пора? – как можно более вежливо спросила младшая Ричи, желая поскорее избавиться от их общества. – Вы сделали свою работу и можете быть свободны.
Девушки озадаченно переглянулись.
– Да, но… господин пожелал, чтобы после купания мы сопроводили вас в столовую, – учтиво ответила старшая.
Элисон нахмурилась.
– Прежде мне запрещали покидать комнату. – По возвращении в поместье братья посадили ее под замок, и еду с тех пор ей приносили прямо в комнату. – Что-то изменилось?
– Господин Ричи отменил это правило. Он хочет, чтобы вы спустились к завтраку.
– Кто из моих братьев отдал такое распоряжение?
– Господин Райнер.
«Кто же еще это мог быть», – с раздражением подумала Элисон. На одно отмененное правило Райнер придумывал пять новых, еще более строгих. Эта новость не обрадовала ее.
– Благодарю вас за безупречно выполненную работу, милые дамы, но лучше вам оставить юную госпожу, – с вежливой холодностью произнес Советник, отворяя дверь.
Он появился, как и всегда: тихо и незаметно. Если бы старик не заговорил, никто бы и не догадался, что Лойт уже стоит на пороге. Торопливо обернувшись, служанки поклонились ему, а Элисон кивнула в знак приветствия.
– Но господин Райнер… – начала одна из девушек, вытаращив на старика испуганные глаза.
– У вас еще много работы по дому, – напомнил Советник и оглядел их по очереди. – Ступайте и ни о чем не беспокойтесь. Я сопровожу нашу госпожу в столовую вместо вас.
Перечить главному Советнику не смел даже сам Райнер, так что слова старика окончательно убедили служанок. Поклонившись Элисон, они вереницей выскользнули из комнаты.
– Наконец-то здесь стало посвободнее, – Лойт с улыбкой закрыл за ними дверь.
Он явился в своем привычном сером одеянии. На больших карманах его широкой мантии были изображены весы и циферблат старинных часов. Элисон не помнила его ни в какой другой одежде точно так же, как не помнила его молодым: когда ей исполнилось восемь, он уже был глубоким стариком. Тяжелые веки прикрывали маленькие серые глазки, и девушке порой казалось, что Лойт при разговорах засыпает. Лишенные влаги губы и квадратный подбородок скрывались под редкой седой щетиной. Щеки впали, кожа на лице и шее обвисла, и морщины бороздили ее, делая старость еще более уродливой. Младшая Ричи из любопытства хотела спросить, почему годы так безжалостны к людям, но вместо этого упала на кровать, зарылась лицом в подушки и горько заплакала. Она дала себе слово не плакать при братьях – им ее слезы принесут незаслуженное удовольствие, – но на Лойта это обещание не распространялось.
– Почему ты плачешь, дитя мое? – он тихонько присел возле нее и опустил руку ей на голову. Тяжелая, но теплая рука шевелила ее волосы на макушке.