я заскочил к Марине, поздравил ее, Кирилла, тещу, коротко расспросил сына про школу, потом рванул в Переделкино, где мои друзья-писатели традиционно собрались на даче Миши Манцева. Дачу, довольно большую, получил еще при Сталине Мишин отец вкупе со сталинской премией. Меня встретили шумно: «А, пропащий! Кремлевский затворник! Молодец, приехал! Налейте ему! Налейте!» Мне вручили захватанный стакан, который тут же был наполнен сухим красным вином, и вся большая компания с невероятным воодушевлением опустошила разнокалиберные емкости. Едва я успел закусить, ко мне подошел Миша с рюмкой в одной руке и бутылкой в другой. Наливая мне водку, проговорил: «Давай выпьем! Повод привычный. Еще один год прошел. Пролетел! Ну и хер с ним». Выпили. Потом еще – за то, чтобы следующий год не слишком расстраивал. «Что-то наша жизнь не слишком изменилась, – грустно изрек Миша. – Наверно, Россия – не та страна, где люди могут жить хорошо». – «А если в этом ее предназначение? – вполне серьезно поинтересовался я. – Если жизнь – испытание, то где его проще пройти: в сытой Америке, преуспевающей Европе или в неустроенной России?» Мои слова заставили его задуматься. «Это если испытание… – пробормотал он. – А если не испытание? Этого мы не узнаем. Пока не уйдем. Туда… – Помолчав, глянул на меня спокойными глазами. – Что сейчас пишешь?» Чуть позже я услышал тот же вопрос от Лени Ваксберга и от Димы Ушакова. «Исключительно деловые письма и аналитические записки», – всякий раз бойко отвечал я. А они писали. Кто – роман, кто – повесть, кто – рассказ. Почему-то зависть не брала меня, ни черная, ни белая.
Мы угомонились только к утру, завалившись спать в разных углах дачи. Я проснулся около часа дня, опохмелился в компании Михаила, после чего отправился домой. Не стал вызывать машину, отправился на своих двоих к железнодорожной платформе. На улице было пустынно, тихо, легкий снег не спеша опускался с неба. Природа словно приноравливалась к наступившему году. Благостное чувство охватило меня.
Оказавшись дома, я принял душ, побрился, привел себя в порядок и тотчас отправился за Кириллом, чтобы потом вместе с ним поехать к Эдуарду. У меня были подарки для всех: коньяк для брата, французское вино для Насти, игрушечная машина для Василия – точно такую же я подарил Кириллу.
Нас ждали. Василий, получив подарок, стремительно пробормотал слова благодарности и тотчас потащил Кирилла к себе в комнату. А мы с Эдуардом и Настей направились в гостиную. Там уже был накрыт стол.
Выпили за Новый год, за здоровье присутствующих, за то, чтобы с детьми было все нормально, и еще за многое. Я был голоден и охотно поедал закуску и блюда, приготовленные Настей.
Когда мы уже достаточно выпили и закусили, нас потянуло на разговоры. Я поведал о поездке в Переделкино, а в ответ узнал, что семейство брата встречало Новый год дома в компании коллег Эдуарда. Само собой, вскоре заговорили о государственных делах, о том, что реформы пока что не дали ощутимого результата. Я принялся объяснять, что за такой короткий
