– В этом не будет необходимости, Лагос, нет смысла гонять дежурных солдат туда-сюда. Лучше известите траурный зал: завтра пусть будут готовы забрать еще один труп.
– Слушаюсь, Ваше Высочество. Мне вызвать бригаду уборщиков сейчас или вы сегодня вечером еще поработаете?
– Я останусь в мастерской, – решил Гефест. – Скажите им прийти после полуночи, а до тех пор пусть никто меня не беспокоит.
– Как прикажете, Ваша Божественность, – ответил Лагос.
Помощник удалился, оставив Гефеста одного в этом проклятом, лишенном окон зале, в котором бог проводил бо́льшую часть времени – если, конечно, отец не отправлял его с заданиями в разные уголки Империи. Гефест порылся в шкафу, достал старый образец ножного протеза, положил на стол и принялся разбирать на составляющие, намереваясь в очередной раз внести изменения в механизм.
В настоящее время он бился над неразрешимой проблемой: раз за разом пытался применить чары, наложенные на протезы для юных оперируемых, чьи тела продолжали расти, к базовым моделям, предназначенным для взрослых.
Увы, до сих пор его преследовали неудачи…
Внезапно за дверью мастерской послышался непривычный шум.
– Господин, мне очень жаль, но вы… вы не можете… – запинаясь, бормотал Лагос. – Господин!
Створки двойных дверей распахнулись, словно от удара, и с громким стуком ударились о стены. В дверном проеме появился Верлен, причем выглядел он как никогда злым.
– Выйдите! – приказал он ассистенту Гефеста.
Лагос вопросительно посмотрел на бога, своего непосредственного начальника, и тот коротко кивнул, заранее утомленный сценой, которая вот-вот разразится.
Лагос не заставил себя упрашивать и поспешно удалился, оставив Гефеста и Верлена наедине.
– А теперь ты мне объяснишь, почему сегодня утром устроил этот фарс! – задыхаясь от ярости прошипел молодой человек, наставив на сводного брата указательный палец, тем самым обвиняя его. Можно подумать, он обращался не к божеству, а к простому солдату.
– Для начала сбавь тон, ты, грязный карлик с атрофированным мозгом! – огрызнулся бог и рефлекторно выставил перед собой открытую ладонь, чтобы, если придется, отправить зарвавшегося молокососа в полет через всю комнату и впечатать в противоположную стену. – С кем, по-твоему, ты разговариваешь?
Тут Гефест вспомнил их с Верленом последнюю стычку, а также несколько умерших придворных, погибших из-за его необдуманных действий. Он ведь только что обрек на скорую гибель несчастного пациента, ставшего жертвой неудачного эксперимента. Хватит на сегодня смертей…
Гефест опустил руку, и Верлен язвительно процедил, демонстрируя полное отсутствие страха:
– Я смотрю, ты включил в свой репертуар новое обидное прозвище – давно пора. Правда, когда