Дедушка в последнее время вообще как чужой. Будто боится чего-то всё время. Чего-то или кого-то. Вчера полдня где-то пропадал, вернулся в дом дяди Кревиса довольный, и опять они, два старых друга, как заговорщики, обсуждали какие-то свои дела до поздней ночи.
Не нравилось всё это Эйнарду. Чувствовал он нутром: происходит плохое что-то. Или произойдёт в скором времени. Он ведь тоже тогда присутствие третьего мага почувствовал. Но не тепло и радость, как при встрече с Кревисом, а опасность, почти физическую боль и ещё… ещё страх почему-то. Но страх непонятный, животный какой-то, почти панический. Воспоминание об этом страхе потом весь день преследовало и ночью тоже до самого утра так и не дало уснуть. До рассвета Эйнард в состоянии тихого знобкого ужаса пролежал в своём углу на набитом соломой матрасе. Дышал через раз, ждал повторения этой тошнотворной жути, но никому ничего не сказал: ни дедушке, ни хозяину дома, дяде Кревису.
Таверна «Пегая лошадь» с облупившейся блёклой вывеской над входом и большой жестяной кружкой, подвешенной на цепях, ничем особенным не отличалась. Но, оказывается, Мэйвин направлялся именно сюда.
Он был здесь уже, вчера днём, когда искал след Ангуса. «Печать тоскующего сердца» – изображение двух переплетённых по-особенному рун – пульсировала золотистой пылью. Мэйвин оставил это начертание во время своего вчерашнего посещения: не замеченным никому движением указательного пальца вывел на гладко оструганных досках одного из столов. Рисунок не смыть даже самой старательной служанке, и видеть его под силу лишь глазу Обращённого.
Ангус два дня назад тоже сидел за этим же столом, в этой же таверне он совершил своё последнее убийство. Печать заставит его вернуться снова. Ангус не успокоится, пока ещё раз не посетит место преступления. Оставалось всего лишь подождать. Много или мало – всё зависит от силы воли преступника.
– Дедушка, почему они светятся? И так ярко… – Эйнард пальцами – указательным и средним – осторожненько коснулся пульсирующей линии, будто ожечься мог, но свечение было холодным на ощупь.
– Ты тоже их видишь? – Мэйвин немного удивился, бровью повёл. – Хотя… Ладно, садись!
Они уселись за стол на широкие лавки, так, что Мэйвин свободно мог видеть всех, кто входит или выходит, а Эйнард оказался от него по левую руку.
Посетителей в столь ранний час не было вовсе, но хозяина их появление с виду не очень-то обрадовало.
– Для горячего ещё рано, мы только что открылись. Могу предложить холодное мясо из вчерашнего жаркого… Ещё есть отварная рыба, тоже холодная… Горячий хлеб и молоко для мальчика…
Эйнард аж вскинулся, покраснел от возмущения, губу закусил, темнея