– Тогда давай свои паспортные данные. И «коллеги» тоже. Будем заказывать пропуск.
– С коллегой на днях пересекусь, – Александров встал, достал из кармана пиджака, повешенного на спинку кресла, паспорт. Пролистал, положил его перед Ванченко. – Пиши. А насчет того позвони через пару дней, если я сам не позвоню. Тебя в редакции застать проблема.
– Скоро домашний поставлю. Очередь вот-вот подойдет, будем созваниваться в любое время суток.
– Скоро?
– Обещали в этом году, – Ванченко вздохнул. – Мать еще жива была, встала на очередь сразу, как квартиру дали. Я в пятом классе учился. Не дождалась. Теперь уже точно обещают к концу года.
Ванченко покинул кабинет декана так же стремительно, как и появился. Александров подошел к окну и долго сквозь свое отражение смотрел вслед длинноногому сутуловатому человеку, который – он еще не знал, и предположить не мог – круто развернет его жизнь. Музей. Почему бы нет? Собственное отражение Александрова двоилось в зимних рамах, тщательно заклеенных разрезанными на полоски листочками студенческих рефератов.
Глава вторая. Почем тюрьма в розницу, или Торг по-чемодановски
В последних числах марта на двух «волгах» с милицейскими номерами декан истфака Александров, журналист Ванченко и некто по фамилии Чемоданов в сопровождении двух милицейских чинов отправились в колонию, служившую градообразующим предприятием для поселка, будто нарочно забившегося в складку гористой тайги в тридцати километрах от ближайшей железнодорожной станции.
Выезжали из Теми по расквашенной весенней распутице, а проехав километров сто, оказались в самой настоящей зиме с нетронутыми сугробами, разлапистыми елями и синими тенями штакетника поперек узких, в одну стежку, тропинок от избы к избе. В село, известное бывалым водителям, нарочно свернули с большой дороги перекусить в колхозной, ныне кооперативной, столовой. Наелись до пота щами на бульоне с мозговой косточкой. Мясная котлета приятно поразила размерами. На третье взяли морс из брусники с домашним печеньем-хворостом.
– Ну вот, уже и не зря съездили, – разулыбался Александров, возвращаясь к машине.
– В Европе такого меню не встретишь, – отозвался Чемоданов, куривший коричневую сигарету, пахнущую шоколадом. – Но там тоже неплохо кормят.
Никто из компании не имел достоверного представления о Европе. Поддержать разговор могли бы только вопросами. Вопросов не последовало. Чемоданов тем не менее продолжил:
– Александр Исаич очень неприхотлив в еде. Можно понять его – с такой-то судьбой. А я, наоборот, так сказать, гурман. Все же удалось избежать того опыта, что выпал многим из наших, очень многим.
Для гурмана этот человек выглядел, пожалуй, слишком субтильным. Впрочем, как говорится, лошади едят, а леди пробуют: вероятно, гурманы аппетитом схожи с леди. Попутчики на «Александра Исаича» так же, как на Европу,