Крашеные усы шевелятся от каждого нового вопроса.
– В котором часу убыл искомое лицо? Куда направлялся? Ага, ясненько, «в неизвестном направлении». Вы куда-то собирались? Вот у вас чемоданчики, коробки запакованные.
Коротков ногами тыкает в бока коробок, отчего те поочерёдно, немного возмущаясь, колеблются.
– Они не запакованные. Они не распакованные. Мы недавно перебрались из городской квартиры в дачный дом.
– Осенью? Странно. – Трогая и подкручивая усы, он шарит глазами по полу и стенам дома.
– Не странно. Осенью. Мы любим проводить осенние и зимние праздники в этом доме. Всё остальное время работаем в городе и путешествуем.
– Ясненько.
Полицейский задумывается и передвигается дальше по комнатам, я иду за ним нога в ногу.
– Гражданка Мишель, а проверяли документы, ценные вещи? Что-то пропало?
– Я не смотрела. А скажите, есть новости?
Оперуполномоченный Коротков словно не слышит меня и продолжает задавать вопросы, следуя какой-то своей логике.
– А зря, давайте посмотрим. Это очень важно. Яблоко можно?
– Ешьте.
– Хрум, хрум, хрум. Звонили на работу?
– Он ещё никуда не устроился толком здесь, мы не так давно вернулись из другого города и из путешествия. Мы очень много переезжаем и путешествуем.
– Дадите телефон прежнего места работы? А звонили друзьям?
– Вместо друзей и всего остального всегда была работа, театр и дорога.
– В театр звонили?
– Не помню, но его там нет. Я точно знаю.
– Ясненько. Ясненько. – И тут мой незваный постоянно передвигающийся гость останавливается, медленно опускает руку с яблоком, словно что-то вспомнив, внезапно перестает жевать, упирается своими зрачками в мои и бесцеремонно выпаливает: – Любовница может быть?
От такой наглости я не сразу нахожусь. Что в таких случаях сказать?
– Вы, вы… Вы издеваетесь?
– Гражданка Мишель, я прорабатываю все версии.
Хрум, хрум, хрум.
В нём раздражает всё. Напыщенность. Его манера повторять слова и говорить их некстати. А ещё наглость и абсолютная отстранённость. Не выдерживаю. Потом пожалею о том, что вспылила, но в эту минуту мне кажется, что в мой дом проникло что-то человекоподобное, не способное ни сопереживать, ни содействовать. Весь мир превращается в равнодушное, гулкое, хрумкающее бесформенное, и я, обхватив голову двумя руками, кричу что есть мочи:
– Чёрт, чёрт, чёрт! Прекратите! Прекратите немедленно! У меня горе – пропал человек. Понимаете?!
Ни единая мышца не вздрагивает на его странном неестественном лице, и в ответ слышу только:
– Хрум, хрум, хрум.
Оседаю, извиняюсь за резкость и едва слышно добавляю:
– Уважаемый Коротков, вы можете не хрустеть так громко? Извините, но не могу. Звуки, ароматы – всё стало слишком. Голова разламывается.
– Это