Труды по античной истории. Георгий Чистяков

афинян и лакедемонян в кощунствах (I, 126–128, 1) и о переговорах между ними по этому поводу (I, 139). Логическая связь здесь носит сугубо внешний характер. Вопрос об Алкмеонидовой скверне мог быть поднят не раньше 462 года, то есть в то время, когда Перикл сделался реальной политической фигурой (на самом деле этот вопрос был поднят гораздо позднее). Вместе с тем Павсаний был мертв уже в 470 году, и таким образом вопрос о его смерти был давно исчерпан. Наконец, даже если принять внешнюю логику Фукидида, то включение в повествование большого рассказа о жизни Павсания в изгнании и о Фемистокле остается неоправданным; в связи с обсуждаемым им вопросом его должна была интересовать только смерть Павсания. Таким образом, есть все основания предположить, что эти материалы были включены Фукидидом в свой труд только в силу того, что они имелись у него под руками, то есть были написаны раньше в качестве отдельного произведения – парной биографии Фемистокла и Павсания, поскольку невероятно, что «История войны» была литературным дебютом Фукидида[148].

      Каково было начало биографии Фемистокла, неясно: оно не вошло в окончательный текст, начинающийся с рассказа о постройке длинных стен. Начало биографии Павсания характерно для биографического жанра: Παυσανίας δὲ ὁ Κλεομβρότου ἐκ Λακεδαίμονος στρατηγὸς τῶν Ἑλλήνων ἐξεπέμφθη μετὰ εἴκοσι νεῶν ἀπò Πελοποννήσου (Павсаний, сын Клеомброта, из Лаке-демона, полководец эллинов, был послан с восьмью кораблями из Пелопоннеса, I, 94, 1). Фемистокл в первой части биографии обрисован самыми положительными чертами. Его дипломатическая предприимчивость направлена исключительно на пользу Афин, а сам он τῆς… δὴ θαλάσσης πρῶτος ἐτόλμησεν εἰπεῖν ὡς ἀνθεκτέα ἐστί καὶ τὴν ἀρχὴν εὐθὺς ξυγκατεσκεύαζεν (то есть первый отважился сказать, что необходимо заняться морем и тогда же положил начало этому, I, 93, 4). Павсаний, наоборот, в первой части наделен сугубо отрицательными чертами. Он несправедлив (ему присуща ἀδικία πολλή, I, 94, 1) и его στρατηγία… τυραννίδος μᾶλλον ἐφαίνετο μίμησις (командование казалось в большей степени похожим на тиранию, ibidem), что было, конечно, традиционным обвинением для афинского читателя; кроме того, он обладает μηδισμός (I, 94, 3), то есть наделен симпатиями к персам. Во вторых частях биографий и Фемистокл и Павсаний оказываются в одинаковых положениях: они вступают в отношения с персами и непосредственно с Ксерксом, преследуются своими государствами и, наконец, погибают. В обеих биографиях фигурируют письма (Павсаний пишет Ксерксу, I, 126, 7; Фемистокл, уже после смерти последнего, – Артаксерксу, I, 137, 4); оба они неравнодушны к персидским обычаям (Павсаний ζηλώσει τῶν βαρβάρων, то есть подражал варварам, I, 132, 2, а Фемистокл τῆς τε Περσίδος γλώσσης ὅσα ἐδύνατο κατενόησε καὶ τῶν ἐπιτηδευμάτων τῆς χώρας, то есть изучил язык, насколько он смог, и обычаи страны, I, 138, 1). Наконец, обе биографии заканчиваются описанием смерти героев (I, 134, 2–3 и I, 138, 4) и сообщениями о полученных ими посмертных почестях (I, 134, 4 и 138, 5–6), а также имеют общее заключение: τὰ μὲν κατὰ Παυσανίαν τòν Λακεδαιμόνιον καὶ Θεμιστοκλέα τòν Ἀθηναῖον λαμπροτάτους