– Ша! – кричит Козырь, и тишина опускается на поляну.
Последние отзвуки песнопений заблудившимся эхом умирают в лесу.
– Возлюбленные братия и сестры мои! – Козырь развел руки, заключая общину в объятия, и никто, никто в этот раз не засмеялся, не начал зубоскалить. Распаленный, Козырь, забыв о своем косноязычии, мнимом должно быть, вещал с импровизированного амвона как заправский проповедник. – Сперва надо нам с вами разобраться, что с остальными делать.
От его кивка Виктору захотелось втянуть голову в плечи. Община вдруг вспомнила про него и мальчишку, поймала в перекрестие зловещих взглядов.
– А чего?! Вздернуть, и дело с концом! – Усатый Лабух рубанул рукой воздух.
– Постой-постой, погоди, Лабух, не горячись, – сбивая пожар взметнувшегося многоголосия, тихо сказал Козырь. – Вздернуть – дело нехитрое. А ну как человека порешишь? Готов на свою душу грех такой принять? И без того пару невинных положили.
– Мало я, что ли, людев порешил? На войне как на войне, – пожав плечами, буркнул Лабух. Но буркнул тихонько и даже сделал шаг назад, замешиваясь в толпу.
– То-то и оно. Вот то-то и оно. Девять их было. Девять. С трех сторон зашли, по трое, значит. С первой тройкой, что с севера, через лес перла, удачно вышло. Сработала наша растяжка…
– Э, але?! Какая «наша»? – удивленно выпучил глаза рыжий Фома. – Моя растяжка! Ты за нее мне всю плешь проел – невинных подорвешь, невинных подорвешь! Да разве ж это невинные?!
– Твоя растяжка, твоя, Фома! – миролюбиво поднял раскрытые ладони Козырь. – Тебе с нее что, грамоту выписать? О премии похлопотать? Нет? Ну и хорош старших перебивать! Значит, растяжка на… растяжка Фомы всю троицу в машине и накрыла, там без шансов. Потушили да с глаз долой убрали – вот и вся работа. Со второй тройкой сложнее вышло, они от реки ехали. В жизни не подумал бы, что можно этакую махину по реке на катере доставить…
– Убийцы!
Ломкий, истончившийся от ужаса голос расколол мерную речь Козыря. Мальчишка Малой, чьего имени Виктор так и не узнал, стоял, прижимая к животу тяжеленную гирю. Лицо его пылало от слез и ненависти.
– Убийцы, – повторил он тише, словно стесняясь своего порыва. – Твари.
– О, как заговорил! – с деланым восхищением усмехнулся Козырь. – Твари, говоришь? А может, ты сам тварь? С выводком тварей к нам приехал. Какое зло нам принес, а? Говори, что