Как всегда, при воспоминаниях об отце защипало в носу. Женька все знал – парализованный ведь не глухой. Ему популярно объяснили, кто убил отца и почему. Он сам и убил, как сказал следователь, «в состоянии аффекта». И вырванные куски мяса на трупе, и дохлую кошку, и самоубийственный прыжок с четвертого этажа – всё-всё объяснили. Женька не верил. Но противопоставить что-то, даже просто сказать слово в свою защиту – не мог. А теперь, спустя почти год, уже и не хотел.
Скрипнула дверь. Снова раздался визгливый голос Киры. Оказывается, она куда-то уходила, а теперь лопочет про какой-то сюрприз, про «чудо-чудо, кто бы мог подумать». Женьке было неинтересно и хотелось, чтобы она поскорее ушла, но тетка, как назойливая муха, полезла прямо в лицо.
– Женечка, миленький, – проворковала она, нагнувшись, – к тебе гости!
Донельзя довольная собой, она развернула кресло-каталку и присела рядом на корточки. В дверях стояли двое, мужчина и женщина. Солнце освещало их лица, неестественно живые и румяные. При виде их у Женьки мелко затряслась нижняя губа. С подбородка свесилась нитка тягучей слюны.
– Что, Женечка, не узнаешь? Не знаешь, кто это? Конечно, не узнаешь! – блаженным идиотским тоном сюсюкала Кира. – Это твоя мамочка, Женя! Твоя родная мамочка!
Мать пересекла комнату и остановилась напротив каталки. От нее пахло фиалками, солнечным светом и разложением. Ее силуэт дернулся, поплыл, и Женька понял, что плачет, беззвучно ревет от страха. Тонкая холеная рука с дорогим маникюром провела по Женькиной щеке, и он, ничего не чувствуя, все же ощутил ее смертельный холод.
– Ну-ну, не плачь, дорогой, не плачь! Жива твоя мамочка, жива! – растроганная Кира и сама едва не рыдала. – Отец специально соврал, что она в больнице умерла. К тебе пускать не хотел. Он ведь даже мне не сказал! А она живая, оказывается! Вот счастье-то, да?!
– Здравствуй, Женя.
Голос у мамы оказался хриплый, прокуренный. Так могла бы каркать ворона с железным клювом. Она присела на корточки, обдав Женьку еле уловимым ароматом гнилого мяса и тухлой крови.
– Познакомься. – Она кивнула на мужчину у двери. – Это дядя Витя. Мы живем… – она запнулась, обкатывая непривычное слово. – Теперь живем… Мы живем вместе.
Бородатый крепыш добродушно осклабился, махнул могучей пятерней вместо приветствия. Тот самый, продавец кровати. Женька почувствовал, как в глубине изломанного тела зарождается, бурлит, точно зреющий вулкан, крик дикого невыносимого ужаса. Он закричал что было мочи, вложил все силы в