– Немцы становятся все раздраженнее. А раздраженный нацист еще опаснее. Участники Сопротивления стараются, чтобы хватало мест, где можно спрятаться.
– Лучше бы ты залегла на дно, как мы с Флоранс. Элиза, честное слово, из-за тебя мы все можем оказаться под ударом нацистов.
Сестра не ответила.
Элен посмотрела на нее, но, зная, что Элизу не переупрямишь, оставила эту тему.
– А где наша Флоранс? Надеюсь, она не играет в сорвиголову, как ты.
– Едва ли она на это способна, – отмахнулась Элиза. – Возится в саду. Наверное, поливает грядки… Ой, чуть не забыла. Там, на столе, письмо.
– «Чуть не забыла»? – недоверчиво переспросила Элен, поворачиваясь к столу.
Письма к ним приходили так редко, что она и не подумала взглянуть.
– Оно адресовано тебе.
– Марка швейцарская, – сказала Элен, беря конверт. – Штемпель женевский.
– Вскрой.
– Дождемся Флоранс. Тогда и почитаем вместе.
Элен знала, что письмо пришло от Клодетты. Получить письмо из Англии можно было лишь в том случае, если мать сначала отправит его своей подруге Ивонне в нейтральную Швейцарию, а та вложит конверт в другой и отошлет сестрам.
Услышав хлопок задней двери, сестры пошли на кухню. У порога стояла Флоранс. Невысокого роста, лицо сердечком, кожа цвета алебастра, темно-серые с голубым оттенком глаза. Подол ее платья был перепачкан землей, золотистые волосы растрепались, а щеки пылали румянцем от физической работы и свежего воздуха, на котором она провела целый день. Флоранс была женственнее сестер и предпочитала носить платья и юбки везде, даже во время работы в саду и на огороде.
Элен помахала письмом.
– О-о, наконец-то! От маман?
– Наверное.
Элен вскрыла конверт и торопливо прочла письмо. Затем растопырила пальцы, позволив листу бумаги упасть на кухонный стол.
– И о чем она пишет? – с интересом спросила Флоранс.
– Почти ни о чем. Прочти сама.
Флоранс взяла письмо. Судя по лицу, содержание несколько ее разочаровало. Закончив читать, она передала письмо Элизе.
– М-да, – хмыкнула Элиза. – Какое захватывающее послание!
– Нечего ехидничать по поводу маман, – сказала ей Флоранс.
Элен вздохнула. Она понимала чувства Элизы. Письмо было кратким. Мать писала, что постоянно занята тем, что оказывает посильную помощь армии. Она вступила в «Женский институт», где занималась преимущественно вязанием и варкой варенья. Мать даже не спрашивала, как живется ее дочерям, ни словом не обмолвилась, как трудно им, должно быть, жить в условиях оккупации. Зато она не забыла пожаловаться на шумных соседей и тяготы жизни в Англии, где продукты по карточкам и сплошные ограничения.
– Она хотя бы нам пишет, – сказала Флоранс.
Элиза