Через три дня погода испортилась. Глухо зашумели высоченные тополя и осины, роняя листву. Противно каркали стаи ворон, нагоняя тоску – они прогоняли меня. Человек здесь теперь был лишним! На четвёртый день пошёл затяжной, нудный, мелкий осенний дождь и я поспешил ретироваться.
Зима
Середина ноября. Холодно. Снега по колено. Выдержал лишь два дня – не спасал даже тёплый суперсовременный финский спальник. В «моей» избе побывал медведь; всё разломано – следы его испражнений на полу. Я даже испугался, т.к. он, вероятно, решил здесь сделать берлогу: люк подпола выломан – надо быстрее уходить! Всю ночь поддерживаю костёр у избы, отпугивая медведя. Благо, сухих брёвен много. Заснул только к утру. Опять, как весной, проснулся от выстрелов, стона, плача, проклятий тысяч людей. В ужасе вскочил! Это всё же опять тот же сон! Надо уходить из этих мест!
По деревне бегают зайцы. Они уже сменили шубу. Белоснежные зверьки почти не боятся меня. И лисы тут, как тут! Видел их трижды в ослепительном красном наряде. На кустах яркой калины кормятся белоснежные мохначи-куропатки.
Наступило главное событие, для чего я приехал сюда, преодолев неимоверные трудности. В прошлые разы долго не решался сходить к массовым захоронениям ссыльных. Там были как общие могилы, так и отдельные захоронения. Выпил пол фляжки коньяка и, наконец-то, решившись, пришёл к бывшему Тетеринскому кладбищу на окраине деревни.
Остатки чёрных деревянных крестов торчат из снега, пугая своей угрюмостью. Печально я бродил по кладбищу, пытаясь найти таблички знакомых людей. Осины и тополя среди крестов свысока холодно рассматривали меня, как бы говоря:
«Зачем пришёл? Не ходи по могилам! Не тревожь ни себя, ни умерших!»
Зажёг костерок. Присел на поваленное дерево и расплакался, вспоминая случившееся со мной в детские годы:
– « За что маму и нас, малолетних, выслали сюда в 1944 году? Отец- офицер Красной армии, весь израненный и обмороженный, попал в плен. Ему дали 10 лет каторги. Сталин же сказал: «У нас нет пленных! Есть предатели!»
И особисты рьяно выполняли волю злодея.
Мама работала санитаркой в госпитале по восемнадцать часов в сутки, стирая километры гнойных бинтов и ухаживая за ранеными красноармейцами. Её за что репрессировали? Ну, и вообще, парадокс: нас-то, с братишкой, за что? Какую угрозу власти составлял шестилетний и девятилетний ребёнок?
Проклятая и лютая власть! Жестокая, немилосердная власть!
Вот здесь лежат тысячи невинных людей! Их