– Может, он тебя просто ревнует, – не сдавалась мама, – к Этьену, к твоему внутреннему миру, который ты так тщательно от всех оберегаешь?
– Но мама, это же смешно. Он мой, как ты выражаешься, мир, всерьез не воспринимает. А Этьен для него – якобы плод моего навязчивого воображения. К тому же такому прагматику и материалисту, каким является Эрик, Принц Грозы может показаться слишком эфемерным, чтобы к нему ревновать.
– Однако же теперь ты его природу сделала достаточно земной и ощутимой, материалистичной.
– К чему ты клонишь? – не поняла я.
– Да все к тому же. Что ты сейчас чувствуешь, – на лице мамы появилась легкая улыбка, – эфемерность или запах мужской рубашки на разгоряченном теле?
Опять двадцать пять! Как всегда, мама неверно истолковывает мои слова и действия. Когда же она, наконец, поймет: я не совершаю опрометчивых поступков под влиянием эмоций!
– Что ты хочешь этим сказать?! – возмутилась я.
– Только то, что, в конце концов, Эрик выследит вас с Этьеном, и тогда вам обоим ни за что не выкрутиться: в историю, будто бы этот очаровательный Архангел некогда был бесплотным духом, Эрик в жизни не поверит! Решит, что ты бесстыдно наставляешь ему рога. Об этом ты не подумала?
И мама многозначительно посмотрела на меня: мол, мне тоже с трудом верится в вашу платоническую дружбу.
– Думаю, что тебе пора спать, – сухо ответила я.
Миролада Мстиславна глубоко вздохнула и молча сняла халат.
В ночной рубашке в мелкий цветочек мама вдруг показалась мне такой хрупкой и нежной, что исходящая от нее волна спокойствия захлестнула меня с головой, и мне неожиданно вновь захотелось стать маленькой девочкой и зарыться у нее на груди от всех невзгод. У меня защипало в глазах. Я взяла из маминых рук халат и повесила на спинку старинной кровати.
– Спокойной ночи, мама!
– Позвони Эрику!
– Обязательно.
Поцеловав маму, я поскорее вышла из ее апартаментов, но спать уже расхотелось, и я потихоньку спустилась на цыпочках вниз по лестнице, осторожно открыла скрипучую дверь, выбралась на террасу, уселась на крылечке и задумалась.
Мама совершенно не знает Эрика. Ведь я ей половины всего не рассказываю. С чего ему ревновать меня – мой муж до тошноты уверен в своей неотразимости! И тут дело не только в омолодительной сыворотке, благодаря которой он выглядит так, что ему никто более тридцати семи лет не дает – слишком уж он весь такой правильный: не курит, не пьет, не волочится за женщинами – словом, ведет здоровый образ жизни. Защищает диссертации, выступает на телеканалах с докладами, пользуется успехом в определенных ученых кругах… Эрик удачливее и умнее большинства своих коллег, и по его глубокому убеждению жена – собственность, трофей и награда, заслуженная им по праву. Когда-то я дарила Эрику лучшие чувства, но в ответ вместо знаков внимания и ласковых слов получала следующее: «Дорогая, ты меня