Я покинул этот город десять лет назад в надежде изменить свою жизнь. И я один из тех, кому это удалось.
Она могла бы мной гордиться.
Такси въезжает в один из тех районов, которые принято называть «неблагополучными». Останавливается около пятиэтажного панельного дома, в котором я провел девятнадцать лет своей жизни. Все те же серые стены, расписанные причудливыми рисунками и матерными выражениями, та же детская площадка со скрипучими качелями и деревянной песочницей, те же клумбы, усеянные пестрыми цветами.
Только я уже не тот.
Расплатившись, я покидаю автомобиль и под озадаченный взгляд таксиста шагаю к подъезду. Видимо он откровенно не понимает, что привело меня в это забытое Богом место. Уверен, мужик был бы менее удивлен, зная меня прежнего.
Кажется, меня не было здесь намного больше одного десятилетия. Так много всего изменилось с того момента, когда я был здесь в последний раз.
Тогда у меня не было ни единой крупицы надежды на то, что моя жизнь может стать лучше.
Теперь же она безупречна.
Видишь, Ласточка, я оказался совсем не безнадежен.
Под оглушительный стук сердца, я поднимаюсь по каменным ступеням и замираю у обшарпанной двери с номером восемь. Пальцы не слушаются, когда я вставляю ключ в замочную скважину. Делаю два оборота против часовой стрелки. Замок щелкает. Ноги будто наливаются свинцом, настолько сложно мне сделать шаг в квартиру, словно вернуться в прошлое. На десять долгих лет назад.
Я зажмуриваюсь, и все-таки заставляю ноги двигаться.
Здесь все точно так же, как и в день моего отъезда. Занавески в голубой горошек, старенький телевизор и прожженный диван, застеленный коричневым покрывалом. А еще запах. Застарелый запах дешевых сигарет и сырости.
Когда – то в этой квартире жила счастливая семья. Отец, мать и их девятилетний сын. Отец водил сына на рыбалку и учил кататься на велосипеде. Мать вязала шерстяные носки, а по выходным пекла блины с черничным вареньем.
Все разрушилось в тот момент, когда отец потерял работу и от безысходности схватился за стакан. Поначалу мать пыталась бороться, а потом махнула рукой, и они стали пить вместе. Фактически родителей у меня не стало уже тогда, а технически через два года после того, как я уехал. Я даже не могу точно сказать, что испытал, когда мне сообщили трагичную весть. Я пообещал приехать и выслать деньги на похороны. Деньги выслал, но приехать не смог. А может, просто не захотел.
Первым делом я открываю окна, чтобы избавиться от этого тошнотворного запаха, что ни единожды преследовал меня во снах. Я застилаю кровать новым постельным бельем, ставлю мобильник на зарядку и сделав в голове пометку заполнить холодильник едой, отправляюсь в душ.
После душа, я некоторое время стою напротив кровати, не в силах заставить себя лечь. В этой комнате так много воспоминаний и все они тяжелым грузом давят на меня, не позволяя расслабиться.
Она была со мной на этой гребаной кровати.
Здесь