Госпожа и её Владелец. Татьяна Сторм

возвращалась к столику и не видела, как её платье, появившееся на сцене с помпой, спешно уносилось, словно досадная неожиданность, сделанная испуганной чихуахуа на шёлковом мавританском ковре. Но как только вешалка исчезла, атмосфера мероприятия тут же прояснилась, тучи рассеялись, воздух посвежел, как если бы прошёл молодой майский дождь, таящий в себе ароматы первых цветений. Немного погодя появилось и Солнце в лице приглашённой западной звезды, и утомлённая битвой исполинов публика, напоминающая чахлые побеги, клонившиеся к сырой земле, вдруг встрепенулась и потянулась к Солнцу, увлекаемая силой бодрящих ритмов. Вскоре гости сгрудились у самой сцены с мобильными телефонами, те же, кому мест не досталось, повставали на стулья и отплясывали на них.

      – Лав ю, Моску! – молодой сухопарый артист в клетчатом костюме распевал за роялем зажигательные хиты, подпрыгивая, взвизгивая, шепча, прикусывая микрофон и отбивая такт ногой, привставая, приседая, поворачиваясь вокруг своей оси, барабаня при этом по клавишам с невероятной скоростью, за ним, щипля струны из последних сил, пытались угнаться виолончелист и скрипач, порвавший третий смычок.

      – Уииииии! – визжала публика, и телефоны задирались ещё выше.

      Один только столик не принимал участия в общем веселье – столик Зарины. Госпожа была настолько печальна, настолько потрясена случившимся, что какое-то время не могла вымолвить ни слова. Дмитрий Дмитрий, Полина и вдова Виктория бросали сочувственные взгляды на соседку, вздыхали, и по тому, как осторожно они переглядывались друг с другом, можно было понять, что их терзает чувство вины. Дмитрий Дмитрий оказался первым, кто захотел поговорить об этом:

      – Лан, чо ты расклеилась, – сказал он, наполняя Зарине фужер, – давай, вздрогнем! – И, всхрапнув, как уставшая лошадь на водопое, опрокинул в себя стопку виски.

      – Зарина, ты же понимаешь, я не могла такое купить, – сказала Полина, поднимая свой фужер и от души радуясь, что молчанка прекратилась. Честно говоря, ей очень хотелось к сцене.

      – А мне оно маленькое, – резюмировала вдова, – вот бы побольше на размерчик! А платье-то чудесное! Помпадур! Подумать только…

      – Да не всё ли равно, от каких ваши платья дур? – заметил Дмитрий Дмитрий и опрокинул ещё стопку.

      – Ой-ой! – воскликнула вдова. И, признаться, оклик этот предназначался не столько «дурам» без «помпы», сколько стопке, которым Виктория, похоронившая мужа-алконавта не далее чем в прошлом году, вела скрупулёзный счёт. Это была одиннадцатая.

      – Дима Димочка, – ласково добавила Полина, поглаживая владельца гольф-клуба по спине в надежде нейтрализовать его суровый настрой, – ты бы уж и правда… остановился бы.

      Крепкий, с бакенбардами, густой бородой и ровными, блестящими, будто новая щётка, усами Дима Дима в начале вечера походил на главного управляющего бразильской фазенды, а к концу мероприятия напоминал потрёпанного в тяжёлом бою викинга. Изъясняться, однако, он предпочёл на том элегантном французском, который всегда облегчал ему коммуникацию