Тут отворилась незаметная боковая дверь. В сторону отодвинули тяжелый занавес. Мальчик лет десяти за руку ввел в зал четверых темнокожих слепцов, персидских музыкантов. Они уселись на ковер в углу зала и достали странные музыкальные инструменты древней персидской работы. Раздался жалобный звук. Один из музыкантов классическим жестом восточного певца поднес руку к уху.
В зале наступила тишина. И вот другой перс, преисполнившись воодушевления, ударил в бубен. Певец высоким фальцетом затянул песню:
Подобен персидскому клинку стройный стан
твой.
Уста твои подобны сияющему рубину.
Если б я был турецким султаном, взял бы тебя
в жены.
Я бы вплел жемчуга в твои косы,
Я бы целовал твои ноги.
В золотом кубке я поднес бы тебе
Свое сердце.
Певец умолк. Тут раздался голос его соседа слева. Громко, грубо и злобно он вскричал:
И каждую ночь,
Точно крыса, прокрадываешься ты
Во двор соседа!
Бешено загремел бубен. Зарыдала однострунная скрипка-ребаб. Третий певец воскликнул, гнусаво и страстно:
Он шакал, неверный…
О несчастье! О горе! О позор!
На мгновение воцарилась тишина. Затем, после трех-четырех музыкальных тактов, вступил четвертый певец и затянул тихо, мечтательно, почти нежно:
Три дня буду я точить свой кинжал.
На четвертый я заколю своего соперника.
Я разрежу его тело на мелкие кусочки.
Я переброшу тебя, о возлюбленная, через седло,
Я сокрою лицо свое покрывалом войны
И унесусь с тобой в горы.
Я стоял у одной из парчовых занавесей, украшавших зал, рядом с директором и учителем географии.
– Ужасная музыка, – едва слышно посетовал директор, – точно ночной рев кавказского осла. Интересно, а о чем там речь?
– Верно, бессмыслица какая-нибудь, под стать этой какофонии, – отвечал учитель.
Я хотел на цыпочках незаметно ускользнуть.
Тут я заметил, что тяжелая парча слегка заколыхалась, и осторожно оглянулся. За занавесью стоял старик с белоснежными волосами и странными, очень светлыми глазами, он слушал музыку и плакал: это был господин Зейнал-ага, отец Ильяс-бека. Его руки с набухшими голубоватыми жилами дрожали. Этот старик с дрожащими руками, который едва ли умел написать собственное имя, владел состоянием более чем в семьдесят миллионов рублей.
Я отвел глаза. Этот Зейнал-ага был простым крестьянином, но в искусстве певцов понимал больше, чем наши учителя, объявившие, что мы достигли зрелости.
Слепцы допели песню. Теперь музыканты заиграли кавказскую танцевальную мелодию. Я прошелся по залу. Гимназисты стояли, собравшись стайками, и пили вино, в том числе и магометане. Я пить не стал.
По