В это же время он открыл для себя радости приватного чтения. Он увлекся маминой коллекцией готических романов, обнаружил такие столпы детского просвещения, как «Арабские ночи»[8], «Робин Гуд» и «Дон Кихот». Он боготворил Вальтера Скотта и восхищался Байроном. Весьма логично предположить, что он предпочитал «легкое» чтение, по крайней мере, он не был зубрилой или интеллектуалом, отдавая симпатии приключениям, а не анализу.
Во время своих частых отъездов Уильям Коллинз пытался заочно руководить моральным воспитанием сыновей. «Скажи дорогим детям, – писал он жене, – что единственный способ, каким они могут услужить родителям, является послушание им во всем: пусть Чарли найдет в Писании отрывки, в которых особенно строго указано на этот долг, и пусть выпишет их для меня». Он настаивал на том, чтобы мальчики «продолжали молиться Богу, обращаясь к Нему через Иисуса Христа, чтобы посредством Духа Святого стать благословением для своих родителей».
Подобные моральные наставления, вероятно, не много значили для юного Уилки Коллинза. Позднее он высмеивал благочестие. В романе «Игра в прятки» отец шестилетнего мальчика говорит: «Ты продолжаешь запихивать ему в глотку церковь, а он продолжает давиться ею, как огромным куском, который невозможно переварить… Разве таким способом можно расположить его к религиозному обучению?»
И все же чувство религиозного долга, свойственное их отцу, не препятствовало активной общественной жизни семьи, глава которой не препятствовал светским удовольствиям. Естественно, глава семьи был знаком со многими выдающимися художниками своего времени, его круг общения включал и наиболее интересных поэтов. Например, Сэмюэл Тейлор Кольридж, судя по всему, был дружен с миссис Коллинз. Однажды Уилки поделился с другом воспоминанием о том, как великий поэт разрыдался, рассказывая его матери о своем пристрастии к опиуму. «Не плачьте, мистер Кольридж, – вспоминает Уилки совет матери поэту, – если опиум и вправду приносит вам хоть какую-то пользу и он вам необходим, почему бы вам не пойти и не принять его?» Поскольку сам Уилки ко времени этого рассказа пристрастился к лаудануму, его детское воспоминание можно истолковать как самооправдание.
В детстве Уилки, по его собственным словам, пострадал от несчастной первой любви. Речь шла о жене одного из соседей, которая была в три раза старше романтичного мальчика. Он был так одержим ею, что возненавидел ее мужа и убегал каждый раз, когда тот пытался заговорить с ним. Конечно, Уилки не мог позволить себе «вольности» с дамой, так что страдал молча. На протяжении всей жизни заметна его увлеченность женщинами, порой кажется, что он был влюблен в половину знакомых особ женского пола. Он нуждался в женском обществе, в его жизни были одновременно две постоянные женщины, но он явно интересовался и другими особами. Позднее он рассказывал друзьям по секрету, что его «сексуальное