Я наплавалась и нанырялась до головокружения. Лежала на покрывале и чувствовала, как меня продолжает качать. Из носа и ушей вытекала морская вода.
Давно не ныряла. Вспомнила, как это классно. В голове всплыло прошлое лето – я еще успела месяц отходить на плаванье, мы как раз должны были перейти к серьезным тренировкам, но потом жизнь поставила условие: или я бросаю все хобби и начинаю серьезно готовиться к ЕГЭ, или пролетаю с бюджетом. Да и платить за мои увлечения стало особо нечем, все откладывалось на последний год и на репетиторов. Я и до этого готовилась, но все же надеялась урвать отдыха у лета. Не вышло. И сейчас, когда вернусь домой, снова вгрызусь в гранит наук. Отдыхать буду потом – когда поступлю в ЮМУ. Мысль об этом мотивировала… но не очень.
– О, кстати чуть не забыла! Новость на сотку! А кого я ви-и-идела? Угадай! – Вероника сонно зевнула и приподнялась на локтях.
– Не буду угадывать, лень. Колись, – равнодушно сказала я.
Меня еще качало на волнах, а перед глазами колыхались водоросли. Внутри слегка свербело – я потеряла дыхание, разучилась держать позицию под водой, тренер именно об этом предупреждал.
– Я видела Димку Марченко. Он здесь, на базе. Обещал найти нас на пляже.
– Винни-Пуха? – вялость как ветром сдуло. – Его что, ОДНОГО сюда отпустили? Он, часом, не осиротел?
– Ага, одного, конечно, – Вероника фыркнула. – С родаками он. Под присмотром маман, бабан и тетки. Они тут всей семьей отдыхают.
– Димка! – обрадовалась я.
Тут надо сделать кое-какие пояснения. В списке моих претензий к «Успеху» Дима Марченко всегда стоял на первом месте. На втором был уход во вражеский лагерь любимой учительницы по литературе, но перевод Димки дался мне больнее.
Он ушел в «Успех» в начале девятого, когда наша дружба была в самом разгаре. Как обычно, вялые протесты Димки услышаны не были. Мама и бабушка Марченко сочли, что раз из ребенка не получился великий виолончелист (рядом с шестнадцатой гимназией тогда находилась сильная музыкальная школа), у него еще есть шанс стать великим лингвистом, на худой конец, филологом.
Это для других Димка был увальнем, очкариком и рыхлым парнем с исколотыми глюкометром пальцами. Для меня он всегда оставался самым лучшим другом на свете, няшной булочкой, пупсиком и Винни-Пухом. Мы обсуждали книги и фильмы, строили планы и практически всегда совпадали во взглядах на жизнь, обильно сдобренных подростковым максимализмом.
Сначала мы пытались общаться в МакДаке на набережной, выкраивая по полчасика между моими поездками в бассейн и Димкиными к репетитору. Но потом у меня началась подготовка